Фес

бессмысленности жизни. От того, что ты просто не понимаешь, зачем продолжать этот спектакль, ради чего каждое утро открывать глаза, готовить завтрак, идти в душ. Укладывать волосы. Сознание этой бессмысленности невероятно обыденно, до обидного неромантично, я хочу сказать. Некрасиво. Единственное отличие от остальных вещей – в том, что это сознание поглощает тебя без остатка, не отпускает. Держит – как наркотик. Вытесняет все остальное, не оставляя места ничему, что не оно.

В такие моменты на душе становится тихо и ясно – страшно ясно до самых дальних углов, как будто внутри у тебя образовался осенний пейзаж, где видна каждая веточка, каждая травинка, и все они облеплены льдом, замерзли. Оледенели.

– То есть вы были готовы накинуть петлю…

– Нет-нет, никаких мелодрам с газовыми колонками! – Она отмахнулась, рассмеялась – как если бы мы говорили о простых вещах. – Что вы! Просто одна лишняя таблетка, одна лишняя рюмка, и все произойдет в полусне. В дреме. Ты уйдешь отсюда с блаженной улыбкой под звуки небесной музыки, ты переедешь – как путешественник – из одной хорошей гостиницы в другую, из одних апартаментов в соседние.

– Откуда вы знаете, что соседние будут удобными?

Она посмотрела на меня коротким испытывающим взглядом – не смеюсь ли я?

И тут же опустила ресницы.

– В общем, вместо участка на кладбище я получила землю, кусок соснового бора. Дом. От последнего шага меня спас инстинкт собственника – представляете? Что угодно, только не самоубийство, кричал организм, и разум внял. Отступился. К тому же я убедила себя, что уходить из жизни, не испробовав на прочность одну из главных ее схем, глупо. Я решила превратить воображаемую веревку в семейный хомут, в ошейник. Я стала искать мужа.

Из-за тряски казалось, что рикша мчится по улице с огромной скоростью.

Под тентом сидел человек в бежевой шляпе. Это был “ковбой”. Откинувшись на подушке, он обнимал девушку, и я сразу узнал “лыжницу” – по белесым бровям, которые светились на обгоревшей коже даже в сумерках.

Я расхохотался, захлопал в ладоши.

– Браво! – закричал им вслед. – Нет, вы видели?

Но ответить она не успела, в бар вошла другая пара.

“Серфер” преувеличенно развязным тоном заказал виски, вытащил на улицу кресла, усадил “азиатку” (это была она). “Азиатка” зажала стакан со льдом между коленок.

Лед тихо позвякивал.

– Чему вы удивляетесь? – Моя собеседница “очнулась” первой, ее глаза сузились от беззвучного смеха. – Люди здесь быстро теряют точку опоры. Несколько дней – и все, чему учили в школе, забыто. Свободное плавание.

“Серфер” осторожно обнял “азиатку”. В его жестах читалась неловкость человека, который не знает, как вести себя в новых близких отношениях. “Азиатка” чувствовала это и виновато улыбалась, втягивая голову в плечи.

“Что сейчас происходит с ним? – Мне вдруг страшно захотелось влезть в шкуру „серфера”. – Что он чувствует?”

В ответ на мои мысли “девушка” обернулась, презрительно смежила веки.

Узкий рот искривился в полуулыбке.

– Если это не счастье, то что тогда – счастье? – Она тихо похлопала меня по руке.

Я повернулся.

– А ведь если бы этому парню сказали, что через неделю он будет спать с lady-boy…

“Серфер” выпрямил спину, насторожился. Мы склонились над стаканами.

– А той даме… – Она сделала глоток, откинула волосы.

– Вы говорили, что инстинкт победил эмоцию. – Мне вдруг пришла странная мысль. – Тогда, с домом. А здесь – посмотрите – наоборот, эмоция торжествует. Очень важный момент. Как это связано с человеком? В какой момент закладывается эта функция – победы над запретом? Когда, при каких обстоятельствах она включатся и заставляет человека переходить границу? Дана ли она от рождения, приобретается с опытом? И каким опытом в таком случае? До какого состояния должен дойти нормальный человек, чтобы эта функция в нем сработала – я хочу сказать?

И что там, с той стороны границы?

Она как будто ждала моих вопросов.

– Я бы спросила по-другому: а есть ли с той стороны точка опоры? Или там тоже пустота и отчаяние? Поношенные вещи? Знаю, что вы об этом. Люди нашего поколения думают о таких вещах постоянно. Знаете, мне кажется, что с той стороны не пустота. Не бессмыслица. Наоборот, я уверена, что с той стороны начинается новое человекознание. Целая наука жизни – когда человек переходит свою границу и видит себя со стороны. Находит в себе другого. Становится другим. Это и есть новое человеколюбие – если хотите. Ведь если другой есть во мне, значит, чужой другой неприкосновенен, как я. Другие не хуже или лучше, выше или ниже – а разные. Это простая истина, да – но с каким трудом она открывается тебе! Посмотрите, сколько в нем нежности и робости, по сравнению со вчерашним циником это же другой человек, и он счастлив…

– А “она”? – Я покосился на “азиатку”.

– Просто хорошо проводит время плюс чаевые.

– Значит, в какой-то момент клиента ждет наказание разочарованием…

– Естественно. – Ее плечи вздернулись. – Такова плата.

– То есть опять пустота, одиночество?

Она вскинула брови, на лбу образовались узкие морщины:

– И да и нет! Ведь теперь у него есть это знание, опыт. Это новое чувство, о существовании которого он даже не подозревал. Это, я думаю, стоит любого разочарования. Это и есть награда.

– Итак, я искала хозяина, тем более что кандидатура имелась, я себе уже успела придумать, нафантазировать будущего супруга. Владелец дизайнерского бюро, офис напротив – молодой, высокомерный, снисходительный, неглупый. Что еще? Всегда хорошие неброские вещи, в лифте “здравствуйте” с легким насмешливым поклоном – мальчишка, в сущности, но это ведь и притягивает! Принято считать, что женщины любят солидных, но любая самостоятельная женщина выберет мальчишку, поверьте мне. И я решила, что влюбилась. Стала следить за ним из наших окон – на Фрунзенской, вы помните, – движения, жесты выучила наизусть: как он распахнет дверь, занесет ногу – и как лениво оглядится – а сейчас сядет, резким движением пристегнет ремень (мне почему-то нравилось, что он пристегивается) – как поправит зеркало, покрутит радио.

…Я вдруг вспомнил историю своей женитьбы.

“Кто чьей жертвой стал?”

“Кто кого использовал?”

– И вдруг он проявил инициативу – сам. Предложил подвезти, пригласил в ресторан, а после попросил, чтобы я показала ему домашнюю мебель, “наверняка все лучшее вы оставляете себе”. Мы поднялись, дальше все как в плохом спектакле, сразу после постели он перебрался в кухню, где быстро напился и выложил, что его бизнес “прижали” и выхода нет, а у него долги, и жена ждет ребенка, и сотрудники, за которых он отвечает, и теща-полковник (на нее он почему-то напирал особенно).

“Не можете ли вы помочь?” – всхлипывал.

Нет ли у меня связей?

За один вечер из холеного мальчишки он превратился в ребенка, который не понимает, за что его наказывают.

– И что вы решили? Пожалели? – Я представил себя на его месте.

– Дело не в жалости, я решила помочь назло системе, которая такое устраивает.

Она снова взяла меня за руку, сжала.