другая навигация, а по индийскому океану они шли как все гражданские суда. Индийский океан не считался театром войны. Сочетание GL — это почти на траверзе Буэнос-Айреса… оказывается, у нас в Южной Атлантике дежурят «дойные коровы»… какова же мощь нашего военно-морского флота?!
Эрих Топп решил не рисковать. Он пошел северным путем. Ройтер же в своей обычной манере полез на рожон. Он пошел через Ла-Манш. Поставил ва-банк. И… выиграл. Союзникам в голову не пришло что кто-то решит в наглую прорываться через пролив запруженный военными судами. Используя то обстоятельство, что новая лодка имела необычный внешний вид и могла быть принята за союзническую, он шел поначалу даже в надводном положении. Потом, конечно, пришлось погружаться, не раз ложиться на грунт и замирать на долгие часы, но через двое суток Ройтер прорвался в Бискайский залив.
— Торопитесь, ребятки! — кричал Топп. — Матросы проталкивали через проходы тяжелые железные ящики. — Быстрей, быстрей! — ящик плюхнулся в воду, подняв волну, которая перекатилась через палубу. «Второй пошел!»
Их окружили. К лодке, поднимая белый бурун, уже несся надувной плот с абордажной командой. По бокам стояли автоматчики и держали на мушке мостик. Все было кончено.
— Прекратите немедленно! — вопил мегафон. Но Топп пошел до конца. Последний ящик ушел под воду. Топп стоял на палубе в окружении своих офицеров с поднятыми руками. В рукаве куртки он кое-что припас для непрошеных гостей.
Английский плот причалил к лодке. На палубу ступил офицер и несколько морпехов Его Величества.
— Кто капитан? — коротко спросил он.
Топп сделал шаг вперед. Он по-прежнему держал руки поднятыми, пряча в рукаве гранату.
— Опустите руки.
Топп опустил. Пора — решил он. Граната выскользнула из рукава, запрыгала по палубе и плюхнулась в воду, не разорвавшись.
Глава 10
«ВЫ ДРАЛИСЬ КАК ЛЬВЫ…»
Война заканчивается только тогда, когда не оставляет никого в живых.
Они шли под шноркелем и осмелились всплыть лишь за Азорскими островами. Была тихая темная ночь. Море спокойно. Его едва шевелил легкий бриз. На рассвете 4 мая радио сообщило, что Берген больше не является базой Кригсмарине. Но кто-то же еще сражается! Где-то же еще рвутся снаряды, автоматчики цепляются за бетонные лазы и канализационные люки. И мудрый рейхспрезидент Дёниц готовится нанести сокрушительный ответный удар. Берлин превратился в кирпичное крошево, сопротивление двухсоттысячного гарнизона, скорее всего, подавлено превосходящими силами русских. Это ясно. Но есть еще Фленсбург, есть Гамбург, есть Киль. И там все еще бьется сердце германского флота. Гавкают зенитные батареи, моряки в перепачканных сажей и маслом робах отражают атаки с воздуха, орудия главного калибра выплевывают огненные снопы в сторону наступающих англичан. А где-то на тайных аэродромах прогревают двигатели реактивные бомбардировщики, которые только ждут сигнала Папы. Возможно, в эти самые минуты он уже сделал взмах своим сверкающим адмиральским жезлом. Как может только он, небрежно и властно. И тяжелые машины с ревом вырвутся из своих бункеров, из оборудованных секретных шахт взмоют тучи «Фау 5», и поля за Эльбой покроются пылающими «Шерманами». Сейчас, сейчас, Дёниц не новичок, уж кто-кто, а он, который столько лет вел своих подводников от победы к победе, преодолевая чудовищное сопротивление бюрократов, знает, что делать! Он великий стратег! И если под его руководством несколько сотен моряков чуть не поставили Англию на колени, то что же будет сейчас, когда армия, СС, Люфтваффе, Фольксштурм — все объединены одним порывом и только и ждут приказа наступать…
Но к вечеру 4 мая радио принесло приказ о прекращении огня. Все понимали, что перемирие — это еще не капитуляция. Перемирие — это передышка, которая позволит накопить силы, перегруппировать войска, выиграть время. Американские станции вовсю трубили о победе, о том, что фюрер покончил с собой, о том, что капитуляция Германии — дело решенное. Через двое суток на мостик поднялся Функ. Он был в недоумении. Никогда ранее радист не был так смущен, когда речь заходила о докладе.
— Что там, Функ? — раздраженно выкрикнул Ройтер. Он почувствовал, что радист мнется и не решается сказать.
— Вам сообщение, командир! От Самого…
— Читайте!
— Читайте всем! Что там?
— «Подводники мои! — начал Функ, запинаясь. — Подводники мои… Позади 6 лет войны. Вы сражались как львы. Из-за подавляющего материального превосходства мы зажаты в угол, и в этом положении не можем больше продолжать войну. — Тут голос радиста дрогнул, и он сделал большую паузу, но вскоре продолжил: — Непобежденные и незапятнанные, складываете вы оружие после беспрецедентно героической борьбы. Мы с гордостью вспоминаем наших павших товарищей, которые отдали жизни за родину и фюрера. Друзья! Сохраните тот дух братства подводников, с которым вы сражались столь долго и столь отважно, во благо будущего отечества. Да здравствует Германия!»
Вот тебе и на! Все? Где же оборона Гамбурга, где лучи смерти Теслы, где, наконец, реактивное оружие? Ройтер несколько минут молчал. Он никогда еще не видел, как гибнут империи. Молчали все. Вахтенные впервые отвлеклись от наблюдения за морем. Как это оказывается просто… как… пошло даже можно сказать… просто пришло сообщение…
— Командир! — нарушил первым тягостное молчание Функ. — Может быть, я ошибся при расшифровке… я сейчас… — Он метнулся к люку.
— Отставить, Функ! — прервал его Ройтер. — Сколько радиограмм вы расшифровали с 41-го года? Я думаю, тысячи две?… Вы хоть раз ошиблись?
— Никак нет!
— Ну вот и нечего дурака валять. Ведите себя достойно! Вы же немецкий подводник! Возвращайтесь к своим обязанностям. Вы нам всем еще не раз пригодитесь!
— Есть, командир!
Ройтер грустно улыбнулся. Морской бриз и яркое южное солнце заставляли слегка щуриться. Наверное, из-за ветра глаза слезились, и от этого он щурился еще больше. В ушах, как неисправная патефонная пластинка, с каждым ударом сердца отчетливо звучало «Я скорее умру, чем отдам
