прямо туда. Мне дров велели натаскать. Сюда чтоль их складывать. Посидел, покурил. А как ушел ординарец хозяина хлестать веником, взял валенки подмышку и иди спокойно. Потом по тылам полка, кинутся искать. Кому в голову придет, что ты выполнял важное задание на соображение. Это я тебе для примера сказал, а то ты еще сообразишь и штаны подбитые цигейкой у командира полка сопрешь. На, мол, капитан. Для тебя старался. Парь яйца. А то ты все время на снегу в каких-то дырявых ватных ползаешь. Верно я говорю. В нашем деле первое разумом нужно брать.)
— Скажи мне Касимов, почему тебя Колей зовут? Ты наверно имеешь другое имя.
— Да, раньше меня маленького звали по другому. А потом, когда в тюрьму попал, стали звать Колей. С тех пор я себя Николаем считаю. И в документах у меня теперь Николай.
— А откуда ты так хорошо по-русски говоришь?
— В тюряге и лагерях научили. Я капитан, там многому научился. А теперь на фронте я себя (как все) почувствовал человеком. Ты капитан всем нам как старший брат родной. В неволе все было совсем по-другому. Расскажу тебе про камушки, а потом как-нибудь на досуге про то как заключенные люди живут.
— У меня были мокрые дела. Последний раз я убил кассира и взял у него всю выручку. Мне дали вторично десять лет, за побег из лагеря пять лет прибавили. Судили меня. Сижу я в лагере, отбываю срок. Мокрые дела, суды, все позади. Смотрю кругом тайга. От ближайшей железной дороги верст пятьсот, а то и больше (будет). Слышал про такие места? В пятницу молюсь и бросаю камушки. Они всегда при мне. Бросаю камни и мне сегодня бежать. Что-то думаю не так. Ведь только что все колонны вернулись в закрытую зону. Работы отменены. Слушок прошел. У начальника лагеря жена от родов умерла. Будем сидеть в землянках, охрана усилена. Сидим по нарам! Как я побегу? Вдруг слышу дежурный команду сиплым голосом подает. Первый барак! Выходи в баню строиться! У меня так и сердце зашло. Вот оно! Это бывает, когда очень хочешь. Если из бани не убегу, то другого случая не будет. Совпадения редко бывают. Может другого случая придется долго ждать.
Погнали в баню. Я все тороплюсь. Мелким шажком вперед тянусь. Переднему на пятки наступаю. Мелкую прыть на бег готов сменить. Нет! — думаю. И ловлю себя на этом. Заметит конвойный, остановит колонну, заподозрит чего, повернет обратно, вот тебе и камушки выпали. Они смотрят на всех и все замечают (по одному человеку зеку). У них глаз на этом набит. Взял себя в руки и успокоился. Видно когда долго ждешь свободы, заторопился, не выдержал. Заводят нас в баню. Это длинный рубленный из бревен сарай с маленькими окошками без стекол для света. Зеки могут стеклом порезать кого. Сбросили мы с себя грязное бельишко и голыми просунулись в дверь. Оглядываюсь кругом, рубленная стена, вдоль неё лавки и деревянные шайки разбросаны. Тут бочка с горячей водой, там чугунный бак налитый холодной водой. При входе схватил я кусок тряпицы, это вместо мочалки и кусок мыла в палец размером. Иду толкаюсь дальше, ищу свободное место у стены. Пар стоит над потолком. Смотрю сквозь туман, от пола на метр видно. Кругом белый пар стоит. Вижу только голые ноги и тела зеков до пояса. Смотрю в стене, где кончилась лавка, у потолка пробивается свет (снаружи). Подхожу ближе. Это маленькое, в одно бревно оконце. Хватаюсь за край, подтягиваюсь на руках, кладу голову на бок и высовываю ее наружу. Голова снаружи, тело внизу, а шея в проеме. Верчу головой, налево стена, направо стена, и больше ничего не вижу. Ни проволоки, ни собак, ни часовых. Одна тайга на тысячу верст. Подтягиваюсь выше, сухие плечи в дыру не лезут. Поворачиваю, голову, вынимаю ее из дыры и опускаюсь на лавку. Мне нужно намылить плечи, грудь, спину, бока, живот и бедра. Вот он момент! — думаю я. Впереди тайга на тысячу верст, а я голый, намыленный и в руках с мокрой тряпкой. Тряпку не бросаю. Может еще пригодиться. Подтягиваюсь на руках, обдираю грудь, живот и плечи, проскальзываю вниз, падаю на руки, вскакиваю на ноги и бегом ухожу в тайгу. Бежал без отдыха километров двадцать. Мне все время слышалось, что сзади погоня и какие-то голоса. Бегу, падаю, обдираю ноги и руки, поднимаюсь (на ноги и) снова и бегу.
На другой день в тайге я встретил старуху. Она собирала кедровый орех. Дала мне поесть. Сытный такой. Несколько горстей съел по дороге. Довела она меня до лесной сторожки, дала мне во что одеться, хлеба на дорогу и ореха насыпала. Так я и шёл по тайге, пока до железной дороги не добрался. Осмотрелся кругом, дошел до первого полустанка. Забрался в товарный вагон с дровами (и дальше я ехал товарными вагонами). Города и большие станции обходил стороной. Так я добрался в свои родные места.
— И подолгу ты жил на свободе?
— Когда год, а когда и полгода. Последний раз мне за ограбления и за побеги дали вышку. Я послал в Верховный Совет просьбу о помиловании. Меня помиловали и определили на шесть месяцев в штрафную роту. Вот я и попал к вам.
— Сколько же тебе лет, Касимов?
— Девятнадцать, товарищ капитан. Я улыбнулся и покачал головой. Трудно было сказать по его смуглому лицу шестнадцать ему или двадцать.
— А как же ты без документов на воле жил?
— Мне доставали за деньги справку из колхоза, что мне исполнилось шестнадцать лет. Писали, конечно, другую фамилию и имя. Кто может сказать на лицо, сколько мне лет? Вот такая история с камушками, а вы не верите.
— Посмотрим! Посмотрим! — сказал я, — Как ты по камушкам ты возьмешь языка. На этом наш разговор закончился. Через неделю Касимов опять подошел ко мне.
— Вышло! Товарищ капитан! Будет большая удача. Когда будет не знаю. А мне выпала подушка.
— Какая подушка?
— Я сам точно не знаю. Может ранит, а может убьет?
— Причем здесь подушка?
— Подушка будет! Лежать мне обязательно на госпитальной, койке или в земле. Завтра вечером узнаем! Прошел день, наступила ночь. Еще прошел один короткий день. Он был короткий для меня. А для него он был, по-видимому, тягостным и длинным. Дождавшись темноты, мы с Сергеем Курдюмовым вышли за передний край.
Мы постояли на месте, осмотрелись кругом, прилегли на передний развал воронки и стали наблюдать за немцами. Все было как прежде. Вскоре в воронку явился Касимов и его напарник Валеев. Мы присели на корточки и молча посидели. Я не стал давать указания и обычные наставлёния. Пусть все решают (и делают) сами. (Сейчас каждый думал о своем. Подняться и встать это тоже решающий момент. Каждый по своему успокаивает нервы. Пока ты не встал у тебя в голову лезут разные мысли. Каждый думает о смерти. Что будет когда ты встанешь и пойдешь? Но когда встал и сделал несколько первых шагов сомнения и страх пропадают. Ты встал и решился на всё. От первых нескольких шагов зависит многое. Но вот подходит момент, когда надо встать и решиться.)
— Возьму языка, судимость сразу снимается? — спрашивает |
— Как договорились — подтверждаю я.
Касимов повернулся на бок. Мы с Сергеем лежали |
Касимов и Валеев, как призраки поднялись. Они стояли (к нам спиной) касаясь друг друга локтем. Касимов сделал первый шаг, Валеев немого пригнулся и подался за ним. Они, не оглядываясь, пошли на пулеметный окоп. Теперь их внимание было приковано к немецкому окопу. На них были одеты чистые маскхалаты и вскоре они растворились в ночи. По нашему расчету они должны были успеть дойти до одинокого (стоящего) куста и лечь за ним, пока |