преувеличивать. Пока их соберут и всех опросят, время уйдет. А то, что наши молчат, не лезут напрасно нахрапом, то это часто бывает. Бридихин орал, почему я сразу не стал преследовать немцев.
— У меня нет сил душевных! — ответил я.
— Каких ещё душевных?
— Таких! Мы много суток (уже) не спим и выдохлись (окончательно). Мы не покойники. Нам отдых нужен! И душа у нас есть.
— Какой тебе же сейчас отдых? Потом отдохнешь!
— Это когда трупами лежать будем?
— Ты опять за своё? Я приказал тебе сегодня ночью прочесать вдоль дороги лес и на выходе из леса поставить заслон. К утру ты (должен) доложить мне о выполнении приказа. Пришлешь мне (солдата) связного. Сам останешься там.
— В таком случае пишите приказ по полку на разведку. Чтобы потом не было никаких (упреков) разговоров. Я мол тебе так сказал, а ты наоборот всё сделал. А на счет преследования противника я вас что-то не пойму. Моё дело разведка, а в наступление должны стрелковые роты идти. Послушать вас, для чего (тогда) стрелки солдаты нужны, если за них деревни и высоты штурмовать и (брать) будут разведчики. Крика и ора я вашего не боюсь (и терпеть не буду). Я сам орать умею. |
Часа за полтора, не торопясь, мы с ребятами прошли лес и осмотрели опушку. Выставили часового и установили очередь, кто за кем дежурит.
Я решил дать выспаться всем до утра. Нельзя без сна и отдыха непрерывно вести разведку. Стрелковые роты без нашей предварительной разведки (нами леса) сюда не пойдут. Хотя Бридихин мог вместе с нами сюда послать одну стрелковую роту. Но он чего-то (боялся) медлит. Северная опушка леса, когда мы выходили на неё, была безмолвна и недвижима. Деревья и кусты покрыты пушистым толстым слоем чистого (, нетронутого) снега. Только на (побуревшей) дороге, в наезженной колее (и следах от немецких сапог ног), в наезженной колее видно было следы немецких зимних повозок (солдатских окопов). А кругом все (было) ослепительно бело и удивительно чисто (неприкосновенно). Ни звука, ни шороха, ни полета пули с той стороны. Ни одной старой и свежей воронки от наших снарядов, ни одного упавшего сучка, и (задетого осколком при в взрыве) надломленной ветки перебитой осколком. Куда же били наши артиллеристы? Зачем они пудрили нам мозги, что им на день не достает по десятку снарядов (на расход). Врут как всегда. Стоят не стреляют. Никаких тебе потерь ни в лошадях, ни в людях. Пройдя метров двести по опушке леса в сторону и осмотрев всё кругом, мы никаких следов на снегу не нашли, вернулись к дороге и стали устраиваться на отдых.
— Зайди в лес поглубже, наруби лапника для подстилки! — сказал я Сергею.
— И вы тоже! — посмотрел я в сторону ребят.
Выбрав сугроб за пушистой елью, я обтоптал ногами снег (из расчета на двоих). Сергей набросал лапника и мы устроились в мягком, пахучем (свежей елью) углублении. Сергей натянул поверх (нас) шершавое одеяло. Я хотел что-то сказать, но слова не получились. Засыпая, я (просто что-то) что-то пробормотал. Сколько я спал трудно сказать. Когда я открыл глаза небо уже светлело. Меня никто не будил и за рукав никто не тянул. Сергей тихо посапывал, лежа рядом под одеялом. Я вылез из под одеяла, прикрыл Сергея и перешагнул через (край) сугроб(а).
Огляделся вокруг и вышел (из-за ельника) на дорогу. Кругом было по-прежнему тихо. Часовой, услышав поскрипывание моих шагов, повернулся в мою сторону и (подошел ко мне) пошел мне на встречу. Мы стояли на дороге. Я хотел спросить его, что там видно и слышно у немцев, но в это время почувствовал спиной, что кто-то (в лесу) движется в нашу сторону по дороге из глубины леса (по лесной дороге). Обернувшись, я увидел как от поворота дороги отделились темные фигуры солдат. Они были без маскхалатов и двигались в нашу сторону нестройной толпой. Издалека их не разберешь, наши они или немцы. Со сна глаза (у меня) как в тумане. Смотришь вперед, трешь их кулаком и кроме неясных очертаний фигур ничего не видишь. Я особенно не беспокоюсь. Они не видят нас. Мы можем в любой момент отойти в глубину леса и встретить их автоматным огнем. Я поднимаю руку, для всех это команда — внимание! Ребята по два, по одному становятся за (деревьями) стволами и бесшумно взводят затворы автоматов. Но вот фигуры вываливают на дорогу из-за поворота и вижу, это наши славяне идут. (Они ходят обычно как стадо баранов). Если бы это были немцы, они бы шли осторожно, оглядываясь по сторонам. А эти идут никуда не смотрят, бредут (как-то) сами собой. За мной прислали связного. Командир полка вызывает меня к себе.
— Тебе нужно было на деревню Уруб идти, а ты просидел целую ночь на опушке!
— Я не сидел!
— Чем ты занимался?
— Лежал и спал в снегу! Я не кобыла, спать стоя не умею! Вы каждую ночь спите. А я уже трое суток не сплю. И разница есть. Вы в блиндаже, а я на снегу. Короче! Куда я должен сейчас идти?
— Пойдешь со мной на опушку леса. Я сейчас туда собираюсь идти. Придем на опушку, там оглядимся, решим и посмотрим.
Проспав на снегу я не выспался, не чувствовал бодрости и ясности в (уме) голове! Я был по прежнему, так сказать, в полусонном, полусознательном состоянии.
При выходе на задачу и поиск голова у разведчика должна быть ясная (работать безошибочно, быстро и четко, должно быть ясное мышление и не затуманенные бессонницей мозги. Он должен улавливать вокруг всё, даже мелкие, незначительные детали и карты). Человек должен обладать мгновенной реакцией (светлым, проникновенным разумом). Тут каждое мгновение (может всё изменить) нужно решать умом. Когда мы пришли с командиром полка на опушку леса, он вышел вперед и встал за крайнюю толстую ель. Достав бинокль он долго смотрел (куда-то) вперед. Открыв планшет и проверив свои наблюдения по карте, он подозвал меня и спросил:
— Где твои разведчики? Нужно послать их по дороге вперед, я сам хочу посмотреть где немцы сидят. Кто старший во взводе?
— Старший сержант Сенько! — ответил я.
— Пусть возьмет с собой человек восемь, десять, И подойдет ко мне.
— У нас всего осталось шесть (человек).
— Шесть, значит шесть! Я послал Сергея за ребятами. Они (стояли сзади) сидели в снегу за ельником. Подошел Сенько.
— Пойдешь с группой ребят по дороге — сказал командир полка — Выйдешь в направлении вон той отдельной рощи и поднимешься за бугор. А я буду сам наблюдать за вами (от туда).
— Светло! — возразил было Сенько[201].
— Ничего! Нечего время терять! Отправляйтесь!
Ребята кучкой вышли на дорогу, оторвались от опушки леса и пошли в сторону немцев.
По дороге в светлое время! — подумал я.
Немцы обычно ждут на дороге нашего приближения. На дорогах, при подходе к деревням в светлое время обычно и гибнут разведчики. Они попадают под прицельный огонь (в упор). А где сидят немцы, с двадцати шагов их не видно. На опушку леса вышли комбат и командиры рот (по-видимому показались наши солдаты из пехоты). Им тоже нужно знать, что будет с разведкой при подходе к отдельной роще. Мы стояли за деревьями, а кто-то вылез из них.
Кто-то вылез неосторожно вперед. Потому, что тут же сразу послышались далекие, глухие раскаты орудийных выстрелов и к опушке леса понеслись снаряды (целой чередой). Командир полка тут же ушел по дороге в глубину леса за поворот, пехота подалась немного назад, а мы с Сергеем остались и наблюдали за ребятами.
Я попробовал было лечь, но из-за сугроба (снега) ничего не было видно я поднялся на ноги и встал за толстый ствол высокой ели. Снаряды ложились по опушке леса и вдоль дороги. С каждой минутой обстрел усиливался. Группа Сенько дошла до снежного бугра (на дороге) поднялась на него и стала неестественно пятиться. Ни звуков винтовочных выстрелов, ни трескотни пулемётов не было слышно. Полета трассирующих тоже не было видно. Я увидел, как трое взмахнули руками и стали валиться на спину. Ну вот, Бридихин добился своего! Глаза у меня были открыты, я ясно видел происшедшее, но вдруг
