которого волнами исходило дрожащее марево. Время потекло будто сквозь патоку, переходя не на минуты, а на удары сердца.
Удар…Удар… Медленные, глухие, растянутые толчки будто останавливающегося сердца. Один. Два. И тишина…
Мертвая, тяжелым занавесом рухнувшая тишина.
Я вцепилась в тонкие нити стихий. Только не выпускать. Держать-держать-держатьдержатьдержать…
И я держала. Держала один миг удушающей, дрожащей от напряжения тишины. Держала, глядя, как выпрямляется столб пульсирующего воздуха, взрываясь тысячью мерцающих осколков. Держала, когда над Кругом завертелся в сумасшедшей пляске гигантский вихрь. Держала, когда струйки зеленого пламени перекрестили воронку и слились в центре в широкое кольцо. Кольцо светлело, ширилось, теряло зеленый цвет, становясь молочным туманом и наплывало на края воронки. Я держала, когда туман заполонил ее всю и… сама материя, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей завертелась вокруг него. Я держала, когда воронка безжалостно начала затягивать в себя первых нелюдей. Нашли выход. Действительно нашли! Я держала… а стихия начала схлопываться вокруг.
Тихо, без звука. Ее всю, без остатка, затягивало в вихрь. Я рванулась прочь, слишком поздно поняв, ЧТО это. Рванулась, разбиваясь в кровь, выдираясь из сети, которую сама же сплела. Сети, которая теперь поймала меня саму. Я билась в ней, отчаянно, зло, безнадежно…
Я рвалась прочь от смерти, первый раз поняв, что хочу жить. Жить. Не ради долга, а просто — жить.
Жить…
А меня тянуло в смерть всей силой древней магии, которая была неизмеримо сильнее меня. Вместе со стихией, с которой я слилась. Ради контроля. Ради твоей жизни, Хранитель! Ты бросишь меня?!…Алекс…
И легкое, легчайшее касание — да…
И отчего-то —слезы. Горячие, злые. На завистливых богов, на бездушную правду.
На себя, поверившую, что все еще может быть.
Гигантская, непосильная тяжесть. Безжалостная сила, вырывающая разум. И горячая рука, сжимающая мою руку. Я так хотела жить.
Всего лишь жить!
Ничего больше…
Я стиснула чужую руку, этот якорь, еще удерживающий в теле. Вздохнула, глубоко, ровно. Без слез. И почувствовала, как накатывает, прошивает тело и разум жгучая, пылающая древней магией волна. Выжигает, оплавляет свечой тело. И бешеным, яростным огнем выпущенного на волю демона времен сотворения мира сжигает…душу.
И в последний миг, за криком, за дикой болью, прошивающей тело, в последний миг перед тем, как душа почернела и рассыпалась, я поняла — я переиграла богов.
Я была счастлива.
Один раз в жизни, но я была счастлива так, как не сможете никогда вы, Всемогущие.
Я, Скайлин.
Сердце океана.
Эпилог. На поле.
Ветер метался по двору, выл и поскуливал, как побитая собака, поднимая тучи серой пыли. Воздух стал суше, чем в пустыне. За моей спиной, хрипя в такт ветру, лежал на боку высокий, в миг постаревший сол, и, похоже, желал мне тысячи смертей. Бога ради. То, что ты выжил, пусть и с огромным трудом — моя заслуга. Невольная, но… Звезда выжгла связи и между вами, Стражи. Не до конца, но выжгла…
Я перегнулся через зубец и осмотрел двор. Заваленный грязью и трупами, еще час назад абсолютно безлюдный, он наконец ожил. Люди муравьями суетились далеко внизу, стаскивая тела, высохшие до мумий, в центр внутреннего двора, где предполагалось устроить большой погребальный костер. Наст грязи во дворе потрескался и отсюда, с башни, крупные трещины складывались в затейливую, едва различимую вязь.
Вязь, которую зеркально отражало светлое, кристально ясное небо с ярким диском солнца, небо, которое еще очень долго не увидит туч. По нему кружили, выписывая узоры, десятки птиц.
Движение следовало за движением, складываясь в четкую и логичную схему полета. Как и мои мысли. Мысли, уже отошедшие в прошлое, уже сбывшиеся. Уже одержавшие победу.
Настил под ногами едва заметно завибрировал — по лестнице кто-то поднимался. Я прикрыл глаза. Мальчик. Нет, уже юноша. Послан полчаса назад. Просто-таки задыхается от волнения. Совет, будь он неладен…
— Господин, там… — выдохнул мальчик, вытаращив восхищенные глаза. Я коротко махнул рукой, отсылая его прочь:
— Я помню.
Он счастливо улыбнулся, глядя на меня во все глаза, потом развернулся и опрометью бросился прочь, подскакивая от восторга, что говорил с героем, посланным самим небом.
Небом. Я почувствовал, как губы сами собой разъезжаются в кривой циничной ухмылке. Этим небом был я. Люди-люди, ограниченные, предсказуемые, смертные люди. Вас так легко обмануть.
Внушить сотнику, уже входящему в казарму, пойти к начальству с докладом. Внушить магистру, что пленник будет важен как никогда. Ведь мне действительно не было пути с голой скалы. Кроме этого. И был план, хороший, четкий, отточенный.
Паучиха, ты сломала его.
Или… Я раз за разом, уже который час прокручиваю в голове одно и то же — не эти ли нити задела моя рука там, в Паутине? И все ли пошло так, как должно было быть? Или… Где-то сдвинулась сеть, сдвинулась так, что все, что предсказано, уже не сбудется никогда, а то, чего не должно было быть, перечеркнет… Или уже перечеркнуло?
Рука, сунутая в карман, неожиданно наткнулась на что-то твердое. Я вывернул карман. На ладонь упал…цветок. Каменный. Роскошный, играющий бриллиантово-золотым светом и бархатной чернотой цветок Королевской Траурницы. Так же, как и подарившая его. Скай.
Рейн, мой Страж, ты можешь сколько угодно желать мне смерти, буравить мне спину тяжелым полночно-черным взглядом и сомневаться во мне. Никто так не сможет сомневаться в моих решениях, как я сам. И это сомнение, была ли эта смерть в Полотне, останется со мной до конца жизни. Слишком многое поставлено на эту игру. Слишком неоднозначны фигуры. Слишком многое она могла бы изменить. Слишком, все слишком! Слишком!…
Я стиснул зубы и сунул цветок в карман. Состояние, равное цене небольшого города. Или память. Пусть будет память.
Память о женщине, которая за руку вывела меня из мира людей. Память о первой битве, выигранной на этой войне. Обо всем об этом — память.
Лестница вздрогнула в последний раз — мальчишка кубарем скатился с последней ступеньки. Побежал докладываться. Не хочу я никуда идти. Не хочу никому ничего говорить. Оставьте меня в покое, люди. Я хочу стоять на воющем ветру, запорашивающем пылью глаза и смотреть на чистый, наконец-то чистый горизонт.
Я потер ребристую от наложенных швов щеку. Постою еще пять секунд и пойду. На совет, собираемый специально для прибывшей подмоги из ближайшей крепости. Подмоги, не успевшей на битву, но которая будет жизненно необходима, чтобы возродить крепость. И я буду говорить. Говорить долго и убедительно. О том, как мы вдохнули жизнь в один из древнейших артефактов планеты, сама возможность активации которого стала мифом, неотличимым от сказок доисторических времен. Артефакт, в котором я узнал легендарный Ворот, поглотитель стихий, один из десяти, утерянных при создании дерева миров. Я не скажу, сколько силы эта активация отняла у моих Стражей, сколько десятков лет своей жизни скормил этому молоху Рейн. И чем пришлось пожертвовать, чтобы вовремя закрыть этот аналог настраиваемой черной дыры, я тоже не скажу. А скажу я о том, что в радиусе десяти километров вокруг замка не осталось ни капли воды. И это очень малая плата за победу.
