Монеты на твоей ладони

— Когда научишься более-менее ориентироваться в Безымянной, насмотришься и не на такие чудеса. Так что привыкай.

— Я уже видел. Драконов. Они как будто ненастоящие, — парень охотно ухватился за мое предложение сменить тему. Ему было гораздо поверить в откровенно сказочных драконов и демонов, чем принять то, что пришелец, о которых болтали столько, что они стали фольклорными персонажами, находится у него перед носом. — Только вот почему она такая… обрывочная? Будто неправильно собранная мозаика?

— Такой уж она создана… Из частей пересекающих ее миров. Которые потом… изменились. Как… — слова вертелись вокруг меня, и я никак не могла выловить нужные. Начнем с того, что я сама не слишком разбираюсь с природой многочисленных аномалий Безымянной. И потому я собрала свое понимание сущности и ощущение этого мира, и перекинула ему. Результаты вышли неоднозначными.

Алекс.

Я даже слегка окосел. Перед глазами все будто взорвалось множеством картинок вперемежку с информацией. Она была не в словах, а какая-то…какая-то другая. И вдруг я у меня в голове выстроилась совершенно ясная, но абсолютно нелогичная картина системы нагромождения непонятно чего на непонятно что. Безымянная? «Частицы реальных миров, затянутые в сферу и перетекающие один в другой без видимых границ». Правильные слова, отражающие форму, но не суть. Суть как раз словами и не выражалась. Она выражалась — воспоминаниями. Она выражалась — ощущениями.

Чужими. Я вопросительно глянул на это существо (уж не знаю, как ее еще обозвать).

— Будет достаточно, если ты будешь звать меня Тенью, как я и просила.

А… А.

— Угу. Это, — я коснулся пальцами головы, — сделала ты?

Ох, кажется, я нарвался. Можете даже не объяснять, на кого. И так куча литературы про это писано. Я припомнил, что думал в последнее время, и начал мучительно краснеть. Потом обозвал себя дураком и под понимающим взглядом покраснел еще больше. Не думать не получалось. Думать о природе и погоде тоже. Унять горящие огнем щеки тем более.

— В вашем языке нет нужных понятий, чтобы дать ответ на твой вопрос. Я просто поделилась своим пониманием. И еще… Можешь не смущаться так. Меня, по крайней мере.

Ага, не смущайся… поделилась она. Вот так взяла — и поделилась? Я спохватился, что опять думаю кое-что не то. Секунд через пять борьбы с собственным организмом я сдался. Что, смешно?! Эта…дама старательно прятала глаза, подозрительно похрюкивая. Телепатка, что б ее! Если мысли читать может, думает, покруче всех будет?! Баба, что с нее взять! Телохранительница она, видите ли…

Резкий и какой-то захлебывающийся звук прервал меня на полумысли. Она хохотала. Старательно пытаясь сдержаться, отчего выходило только хуже. Я обиделся. Ну что смешного?! Смейся, смейся, смотри, с дивана не свались! Как ни странно, на мои мстительные мысли она не отреагировала. Разве что от ее бурного веселья даже воздух начал подрагивать.

Странно как-то, кстати, подрагивать. Воздух еще некоторое время слабо колебался, как-то странно сгустившись, и над журнальным столиком возник некто рыжий и взъерошенный. Повисев некоторое время в воздухе, рыжий рухнул на несчастный столик, погребя под собой большую часть находившихся там безделушек. Я молча подобрал челюсть. Тень нахмурилась и открыла было уже рот для возмущенной тирады, но рыжий оказался проворней. Одним движением он соскользнул со столика и с видом заправского светского льва упал перед ней на одно колено, с показным смирением склонив голову.

— О, несравненная! Своей красотой вы затмеваете блеск луны и звезд. Так зачем же гневаться на недостойного даже одного вашего взгляда? — вдохновенно дурачился он, вздыхая и закатывая глаза.

Я начал подозревать, что с головой у меня всё-таки что-то не в порядке. Это ещё за личность? На всякий случай я глянул на Тень. Её глаза смеялись. А потом засмеялась и она сама.

— Ладно, хватит дурачиться, подхалим. Прощаю.

— Мадам, вы меня оскорбляете, — притворно возмутился рыжий.

— Во-первых, мадемуазель, а во-вторых, встань ты наконец с колен, нечего мне пыль подметать, хоть и похож на веник, — фыркнула Тень. — Шут гороховый, да и только. Вроде уже большой мальчик, а никакой серьёзности.

— Куда уж нам до вас, таких взрослых тётенек и дяденек. — вздохнул он, поднимаясь с колен.

Тут я наконец смог разглядеть его как следует. Он оказался худощавым молодым парнем лет двадцати — двадцати пяти с довольно длинными взлохмаченными вихрами, наивными глазами и ухмылкой в шестьдесят четыре зуба. На нём были изрядно вытертые штаны и мятая рубашка в клеточку. В общем, вылитый демон.

— Что случилось? — неожиданно серьезно спросила Тень.

Он молча помахал в воздухе серым конвертом.

— Опять понизили? До курьера?!

Рыжий состроил скорбную мину.

— За что?

— За длинный язык, неумеренное чувство юмора и непочтение к старшим, — патетическим тоном явно кого-то процитировал он и вручил письмо.

— Кое-кто зря разбрасывается ценными кадрами. Тебя не исправят никакие воспитательные мероприятия, даже почетная служба родовым приведением, — сказала Тень, разворачивая письмо. — Ага… Значит, драгоценный родитель наш в очередной раз разразился гневной сентенцией. Как, черт подери, оперативно! Так, что тут у нас… Банально…смешно…уже было… Ого!…еще раз ого… Ну, дядя, ну, змеюка подколодная… Я представляю, до какого градуса кипения нужно было довести папашу, чтобы он написал такое. Отлучение — дело весьма и весьма… Там еще что-нибудь целое осталось?

— Вроде бы, но я не уверен. Что касается градусов, то дед набирался до зеленых чертиков, а после еще и с ними. А потом устроил показательный шторм в стакане воды, экспериментальное превращение мухи в слона и профилактическую проверку на вшивость родственников и подчиненных. Так что не волнуйся.

Скай.

Радость. Смех. Как можно так быстро заставить меня смеяться? Такое может только это рыжее создание с невозможными выходками. Друг, вечно дурашливый и смешливый, но при этом удивительно верный и надёжный. Кто он на самом деле, я не знаю до сих пор, как не знаю того, почему он на моей стороне. Вроде бы мой неясной степени родства племянник по отцовской линии несолидного возраста, но имеет такую силу, что мне остается только завистливо цокать языком. И поначалу побаиваться. Потому что он темный.

Почему он не выдал нас, когда узнал все? Почему помогает? Не знаю. Но я всегда полагалась на него. Такая уж у него энергетика — удивительно уютная и беззаботная.Знаю. Знаешь, конечно знаешь… Существует ли вообще что-то, чего ты не знаешь?

Риторический вопрос.

Убираю внешний слой ментальных щитов. Мои блоки он уже пробил, оставлять конструкции не имеет смысла — защитить не защитят, а мешать будут. Потом поставлю новые. Удивительно, но такое свинство я терплю только с его стороны. Даже Рейн себе такого не позволяет.Ты просто любишь смеяться. Второй слой. Пробил. Вель, ты просто маленький рыжий поросенок.Повторяешься. Разве? Да. Ты это уже говорила. Так, это что — тонкий намёк, что у меня плохая память?!

Стоп. Он опять увёл меня в сторону. От чего только, хотела бы я знать. Что случилось? Молчание. Заглянула в глаза. Ничего. Щиты, одни щиты. Глухие, глуше не бывает, даже я не могу пробиться. Велькезар, в такие моменты я начинаю тебя бояться.

Молчание.

Беспокойство-тревога-опасение. Страх. Это уже моё. Да что случилось?! Я спохватываюсь — наконец дошло. Потянулась к стенам-полу-путолку, пошарила в пространстве. Привычно почувствовала, как поисковые волны побежали по комнате, и дальше, по дому, саду, до ограды, а в моем сознании отражалось все, к чему они прикасались. Комната, мебель, Вель, закрытый до предела; сбитый с толку мальчик у меня за спиной. Нет, не то, не то…все чисто…вроде бы…? Коридоры, тяжёлый влажный и жаркий предгрозовой воздух, деревья, птицы… Ага, вот оно наконец — тонкое, почти на грани реальности, ощущение. Однако… Оч-чень качественное, профессиональное наблюдение. Высший пилотаж. Ну да мы тоже не лыком шиты.