появлялись, а к Белозору все давно привыкли, уважали его да и доверяли.
– Угу. – Ведьма решила не обращать внимания на опасение в голосе Варуна, поклонилась в пояс, поблагодарила за сведения новые, беседу интересную – и была такова. Мельник и опомниться не успел.
– Ну что, Тимоша, проголодался? – Буяна остановила лошадку на высоком речном берегу, расстелила на земле покрывало, полезла в корзинку, собранную заботливым Веденей. Пес тут же пристроился рядом. Получил свою долю лакомств и улегся, бочком прижавшись к хозяйке. Какое-то время вокруг царило сосредоточенное чавканье. Эх, хорошо… Только Буяне все равно не давала покоя мысль обо всех этих «ветерках-ветерочках». Она подняла голову. Прямо перед ней насколько хватало глаз расстилалась земля, луг, разноцветными травами полный. Внизу бежала речка полноводная. Вдалеке темнел черно-синим лес. А прямо перед глазами девушки стояло огромное, во весь мир, небо. И по небу этому величаво и с необыкновенно серьезным видом плыли большие то ли облака, то ли тучи. Были тут и серые – грозовые, были и розово-рыжие – закат же скоро. Где-то подальше и нежно-бежевые. Но более всего было синих – от бледно-голубых до глубокого, почти фиолетового оттенка. И все облака были здоровенные, надутые, пушистые и какие-то очень важные. И, глядя на них, виделись не уточки или девичьи щечки, а заморские корабли с полными ветра парусами, драконы из дивных своими чудесами восточных стран, белоснежные терема Белограда и величественные фигуры каких-то былинных богатырей и, возможно, даже богов. И где-то наверху пели ветра, сильные и могучие. Закат освещал все вокруг, заливал красками такими разными, что и поверить трудно. А воздух был свеж, и от воды тянуло прохладой.
Буяна уперлась локотками в колени и смотрела на это совершенство. А солнце медленно, но неумолимо катилось в дальнюю сторонку. Возились где-то совсем рядом какие-то мелкие зверьки. На том берегу пастух гнал коров к Малиновке. Звонко и как-то забавно перекликались птицы. Где-то слева, где луг разнотравный соседствовал с бором, раздались девичьи голоса и смех. Еще далеко, но в ждущем предвечернем воздухе очень хорошо слышимые. «По грибы-ягоды ходили, домой возвращаются», – сообразила ведьма. Сначала ее мало занимали эти звуки, но через какое-то время девушки перестали болтать и затянули известную и дорогую сердцу песню:
«Дивно выплетают, – заслушалась Буяна. – Душевно-то как». А девушки все пели и пели. Тягуче и томно. Вкладывая себя, всю свою юность и нежность в слова старой народной песни. Вел ее один сильный голос, а остальные словно вторили ему. Получалось на диво как хорошо. Аж за душу брало. Ведьма притянула к себе пса.
– Понимаешь, Тимоша? – Щенок согласно ткнулся мордой ей в ладонь. За что его тут же потрепали за ушами. Пес заворчал и совсем уж приноровился влезть на колени девушке. Проблема была в том, что подрос он маленько. – Тимош, ты нахал! А что будем делать, когда совсем в быка вырастешь?
Однако почти половину зверя она втянула себе на колени, отбрыкалась от «поцелуев» и вновь вдаль уставилась.
– Вот смотри, Тимош… посмотри вперед, кому говорю… Эх… Красота какая вокруг… Ты только глянь. И дело ведь не в том, что и вправду красиво. А в том, как ты это воспринимаешь. Земля эта – душа наша. Ни мы без нее, ни она без нас. И неважно, что ты рожден в другом месте, даже в другом мире. Важно то, как ты к тому, что сейчас рядом, относишься. И вот что я тебе хочу сказать – нет ничего краше и лучше, чем луга вот такие и леса наши огромные, молодые и старые, реки наши полноводные. И даже ветра, и лучи солнца, и песни птиц – это все наше. Запахи, чуешь, какие от трав идут? И прохлада от воды какая – это ведь тоже все наше. И твое, Тимош, тоже, понимаешь? Чувствуешь, как красиво? Аж сердце разрывается. Вот она, жизнь. Вот она, правда. И мы этому принадлежим, как и оно нам. И вот отсюда мы силу свою берем. Она нам не просто так дана. А на что-то. Моя сила от земли этой. Ей и принадлежит. Не князю, не городу или его людям, то есть и им тоже, но только отчасти. Сила – и моя, и твоя в том числе – должна служить тому, что не противоречит этой земле. Разве можно представить, что желает она войн завоевательных? Или чтобы в нее кто от предательства, яда или ножа в спину лег? А может, она желает, чтобы детей обижали или поля жгли? Чтобы слова кривды воздух отравляли? Зло по венам струилось? Нет, Тимоша, невозможно это представить. Невозможно даже просто подумать об этом, глядя, как облака-тучи по небу скользят, как лес с рекой переговариваются, как девушки песнь будто венок выплетают. Вот, значит, и поступать надо соответственно. Чтобы перед землей – лесом, лугом, рекой, – перед небом и перед людьми стыдно не было. Зла не творить. Обид не наносить. Слово держать. Надо защищать, с мечом и магией отстаивать правду и людей своих. Можно и погневаться – грозу тоже природа любит. После нее чище сразу. Только чтобы все по уму да совести было. Понимаешь, зверь мой лютый?
Зверь понимал: он смотрел на нее огромными умными глазами и внимательно слушал. И слышал не только слово, но и тон, и чувства, что ведьму обуревали, что сердечко томили.
– Ох, что-то я учить да воспитывать начала, – проворчала Буяна, с трудом на ноги подымаясь – еще бы, это ж сначала надо было такую тушку с них спихнуть. – Детей, что ли, пора заводить? Или учеников?
– Тебя, хозяйка, гости ждут, – ворчливым голосом доложился Череп на воротах.
– Это кого ж ты пустил, костяная твоя морда? – удивилась ведьма.
– Таких не пустишь, как же, – проскрипел тот и заткнулся.
Буяна пожала плечами и вошла в дом. Вороги по-другому вошли бы, а друзьям тут всегда рады. Однако сюрприз, что ее поджидал, ее порадовал.
– Након! – обрадовалась ведьма, войдя в горницу.
Дружинник поднялся ей навстречу и отвесил поясной поклон. Здесь были и другие охранники княжны, но Накона девушка была особенно рада видеть. Ведь тот впервые после ранения пришел к ней в дом, хоть и навещала она его, пока он лечился. Значит, все у него хорошо, коль к службе вновь приступил.
– Доброй ночи тебе, хозяюшка. – Голос только хриплым кажется. Или действительно только кажется?
– И тебе того ж! Как же я рада, что ты уже на ногах!
– Твоими заботами, Буяна Гориславовна, – ухмыльнулся дружинник, глазами посверкивая. – Коли б не ты да не Милана Светозаровна, до сих пор бы в койке валялся, если б вообще жил.
– Ну на то мы и есть, Након, – то ли похвалилась, то ли смутилась ведьма. Поздоровалась и с остальными и спросила: – А что, княжна меня наверху ждет?
– Ну не просто же так мы к тебе полным составом наведались, – хохотнул старшой охранник Багро. – Поднимайся уже, не томи красу нашу. А то бед потом не оберемся.
Буяна рассмеялась.
– Не обижайте тут моего Тимошу, – кивнула она на пса и направилась к лестнице. «Что это на Велиславу нашло?»
Дружинники озадаченно уставились на бешено вращающего хвостом чудовищного пса, пытаясь представить, как это возможно такого обидеть.
– Нет, ты представляешь, я по ярмарке со свитой хожу, а он ко мне подваливает, цветы в руки сует и говорит мне – мне! – что я красотой своей солнышко затмеваю! – Велислава носилась по комнате из угла в угол с такой интенсивностью, что у нее был вполне приличный шанс протоптать в деревянном полу тропку.
– Но ты правда хороша, – пыталась скрыть ухмылку Буяна.
От такого княжна так резко остановилась, что юбки метнулись в сторону.
– Ты что же, смеешься надо мной?! – завопила она.
– Почему?! – удивилась ведьма. – Разве я не правду говорю? Посмотри на себя. – Она кивнула на зеркало говорливое. – Разве не хороша? Глаза твои серые огромные, ресницами черными опушенные. Коса ниже пояса цветом с ядром каштана сравнимая. Кожа чистая. Фигура – загляденье! Все что надо и сзади, и спереди имеется!
– Да я не про это! – смущенно отвернулась княжна, бросив тем не менее взгляд на зеркало, которое тоже согласно буркнуло что-то. Велислава и вправду была хороша. В отличие от брата, который от матери кудри золотые унаследовал, больше на отца была похожа. Князюшка и сейчас очень интересен, а уж по молодости и вовсе глаз было не оторвать. По крайней мере, так говорили. А у Велиславы Ладимировны еще
