— Ясно! — хмыкнул командир. — Тогда видно ему глаза выбило, или он с рождения слепой! — и скрылся в кабине, а я побрёл к своим.
— Лёлёк, ну где там твой дружан? — нетерпеливо спросил Толя, поглядев на часы. — Ты же сказал он уже ждёт.
Я только развёл руками. Обманывать Толика не было никакого смысла.
— Толян, потерпи дорогой. Сейчас подъедут. С меня самое большое ухо из всех который отрежем.
Услышав про ухо, Толя подобрел.
— Ладно. О чём вопрос? Но твой корешь мне теперь точно ухо должен. Так ему потом и передай! Только пошли в «батон», а то зябко здесь на ветру…
В машине было тепло и, только сейчас я заметил, что почему-то пахло копчёным салом.
Отгадка пришла через минуту. Открыв «бардачок» Толя извлёк на свет божий промасляный свёрток и солдатскую флягу.
— Жена прислала посылку с оказией. Тёща коптила. Чего нам зря время терять? По— маленькой? Свет, ты как?
— А почему нет?
— Во-во! Тебе перед работой сам бог велел! — хохотнул начклуб. Но повариха и ухом не повела.
Мы выпили из найденных всё в том же «бардачке» бледно-зелёных металлических «стаканов» — предохранительных колпаков на взрыватели миномётных мин. Закусили ароматным, подтаявшим до прозрачности от близкого жара двигателя салом.
— Голос у тебя, Света просто обалденный. Тебе с ним в опере надо выступать. — не выдержал я.
— Это всё в прошлом. — неопределённо пожала плечами повариха.
— В смысле, в прошлом?
— Я в хоре семь лет пела. Пела, пела и отпелась, а теперь вот пляшу. — уже почти зло обрубила Света.
— Ух ты! Я и не знал. — словно бы и не замечая её раздражения, изумился Лазаренко. — Так мы с тобой значит почти что коллеги. Это надо обмыть!
Вновь забулькала фляга…
— Так ты в каком хоре пела? — вернулся к теме Толян.
— Сначала в районном, потом в областном.
— А чего бросила? Голос то у тебя о-го-го!
Я думал повариха замнёт болезненную для себя тему, но она неожиданно разговорилась:
— Четыре года назад мужа машина сбила. Год пластом пролежал парализованный, только глазами и моргал. Потом преставился. И куда мне было в хоре на шестьсот рублей его и двух детей тащить? Вот и пошла в столовую при военторге. Там хоть зарплата и не большая, но продукты есть. А что мне ещё-то надо? Только детей накормить, да из одёжки им чего прикупить…
В кабине повисло томительное молчание.
Но Лазаренко не зря был начальником клуба. Смутить его было просто невозможно.
— Ну, тогда давай помянем твоего мужика и всех наших ребят погибших здесь. Как раз третий тост…
Когда мы закусывали к борту, наконец, подкатил знакомый КамАЗ.
— Приехали! — радостно бросил я и выскочил из кабины.
Вместе с Эриком, «зампотехом» и бойцами, выделенными на разгрузку, из кузова КамАЗа на бетонку спрыгнули два майора в свежих чистеньких «полевухах». Явно контрастируя с военным пейзажем, в руках майоров болтались «дипломаты».
— Обана! А куда это наши «финики» намылились? — удивился начклуба. «Финики» — финансисты на военном жаргоне…
— У них сейчас проверка из Москвы идёт. — Ответила Света — Мы её третий день поим. А наши в это время мечутся по группировке, хвосты подчищают…
Пока бойцы под командованием Эрика и командира экипажа осторожно выгружали ящики с запчастями и заносили в вертолёт, я вкратце доложил зампотеху «расклад».
— …Она, конечно, не Мишель Пфайфер, но баба душевная. А красавицы, сами знаете, здесь бесхозными и дня не бывают…
— Ладно, пошли взглянем на твою «душевную»…
Перед «батоном» он остановился как вкопанный.
— Это ты называешь «душевная»?
— Я же сказал — какая была! — хмуро ответил я. — И вообще, сутенёр не моя профессия. Надо было замполита вызывать. Вот пусть он досугом и занимается….
— Да, Абрютин, не ожидал я от тебя. — протянул зампотех, словно бы и не слыша моих объяснений. — Притащить другу такого крокодила — это ж как надо его не любить? А ведь он так тебе верил. Весь день как на иголках, аж подпрыгивал, вот, мол, Лёха для меня расстарается. Даже и не знаю, что с ним будет, когда он её увидит…
Последние его слова утонули в свисте запускаемого вертолётного двигателя и в это же мгновение из-за кузова «КамАЗа» появился Эрик. В кабине «батона» он увидел повариху, и сразу всё понял. На его лице появилось мучительно— задумчивое выражение, какое бывает у человека, которому на голову упало куриное яйцо…
Наконец он справился с собой. И, засунув руки в карманы, куртки подошёл к нам.
— Извини, Эльф, всё что было!
Он посмотрел на меня, как на человека только что разбившего любимую пивную кружку.
— Ладно, Эрик, я всё понял. Глупо всё получилось. Но у меня, действительно, здесь ни одной знакомой бабы нет. Сейчас я её отправлю. Еще раз извини…
Я уже, было, повернулся к «батону», когда меня остановил Эрик.
— Стой! Погоди отправлять… — он ещё раз оценивающе посмотрел на повариху, словно решая что-то про себя, наконец, видимо решившись окончательно, глубоко вздохнул.
— А-а! Давай! Пойдёт. В конце-концов, дырки поперёк ни у кого нет. Только куда мне с ней идти? Не здесь же?
— Может быть в «вертушке». Там вроде в салоне брезент лежал в корме. — предложил «зампотех».
— А летуны разрешат?
— Ну, если договоримся… — протянул «зампотех» задумчиво. — Они, чай, тоже мужики. Поймут. Кто будет с командиром договариваться?
— Я точно пас! Кто я для него? Вы хоть по званию равны. Вам и договариваться. — сразу открестился от этой авантюры я.
— Ладно. Чего зря время терять. — решился «зампотех» и направился к вертолёту. Минуты две он, оживленно жестикулируя, разговаривал с командиром. Видно было, что тот только отрицательно машет головой и трясёт у «зампотеха» перед лицом рукой с часами. Но и «зампотех» что-то не мене энергичное втолковывал ему. Наконец, видимо тот сдался и махнул рукой и тот час Антоныч махнул мне — Выводи!
Из кабины на бетонку выпрыгнул растерянный брот— техник и сердито одернув куртку ушёл куда-то за корму.
— Пошли, Света! — сказал я, пряча глаза поварихе.
— Куда? — не поняла она.
— В вертушку. Не здесь же у всех на виду этим заниматься?
— А там что, не на виду? — зло бросила она.
— Ну, там кабина всё— таки, закрыто всё…
Она посмотрела на меня, с такой брезгливой ненавистью, что мне захотелось прямо здесь провалиться под землю. Но из кабины всё же вылезла и зло хлопнув дверью пошла к «вертушке» мимо ничего не понимающей публики. Ей во след почти бегом направился Эрик. Догнал её у кабины и попытался поддержать под локоть, но повариха словно бы и не замечая его торопливо поднялась по лесенке и
