не смекнул положить под микроскоп брата, чтобы самому увидеть как сквозь слово «милиционер» явственно проступает восхитительное «Леон Мциири».
Стасик, конечно же, продемонстрировал свое мастерство дома — дедушке Абдурахману и старшему брату. Уж ему-то он первым делом показал изобретение малыша Рафаэльки.
— Нашли, чем голову себе забивать! — высмеял Стасика брат милиционер.
— А ты сам попробуй! — горячился Стасик.
— Пожалуйста! — сказал брат и вмиг начертал на листе: «Уго Ловник, Прес Тупник».
— Да это и разгадывать не надо, — оскорбился Стасик-виртуоз. — Просто прочитать подряд — и все дела…
Дедушка Абдурахман молча прислушивался к перепалке внуков и улыбался.
Пожар игры не унимался еще недели две, и не было все это время в школе другого такого же все охватного дела, пока…
Пока не начались у нас необъяснимые чудеса.
А начались они с того, что в один прекрасный день перед воротами школы пролегла глубокая траншея, отрезавшая свободный вход в школу. Траншея тянулась метров на двести в обе стороны от ворот, ее приходилось обходить, терять время. Школьный завхоз Лутфулла-ака перекинул через траншею две доски, чтобы соединить ставшую островом школу с большой землей. Но после дождика тысячи подошв натаскивали на эти шаткие мосточки глину, растирали ее, и ходить по скользкому настилу становилось опасно.
Траншею вырыли шустрым и клыкастым экскаватором, добывая из глубины изношенные трубы — приспела неотложная пора менять их. Но дело это у ремонтников замерло на полпути. Рабочие исчезли внезапно, будто все разом были вдруг брошены на углубление дна марсианских каналов. И только хобот экскаватора и ладонь бульдозера, в изнеможении навалившись на высокий земляной бруствер, замерли в ожидании работы, когда, с победой закончив престижные ирригационные объекты на Марсе, ремонтники возвратятся к земным заботам и вернут технику к жизни.
Однако когда дождь — поначалу робкий пацан — посолиднел, обрюзг и зарядил всерьез, стало совсем худо. Глиняная каша набухла и поползла от бруствера по обе стороны, сделав подход к воротам неприступным. Смельчаки отважно балансировали на доске, другие преодолевали опасный для обуви, чулок и штанин участок в обход и вброд. Близ водопровода около вестибюля разыгрывались баталии за право первым отмыть обувь. Спасительную воду брали штурмом. Кое-кто посмекалистее захватывали из дома вторую пару обуви.
Директор школы Мумин Ахмедович не отходил от телефона, силясь установить связь с хозяевами экскаватора и бульдозера, беспризорно застывшими у траншеи. Следы хозяев словно смыло дождем.
Положение стало угрожающим. И тогда Мумин Ахмедович принял отважное решение — повалить часть забора там, где кончалась траншея, чтобы мы ринулись к знаниям через пролом и при этом не изводили обувь столь скоростными темпами, повергая в отчаяние и наших мам, и школьную вахтершу, которая со шваброй наперевес стояла у входа в вестибюль, обороняя вход от тех, у кого не хватило терпения или сноровки толком реанимировать обувь после очередного взятия брода штурмом.
Поэтому однажды, в отчаянии положив телефонную трубку на рычаги, Мумин Ахмедович решительно воскликнул:
— Все! Моя совесть чиста! Рабочих опять не могут прислать… Бросили на какой-то аврал… Безобразие! Решено, завтра сделаем брешь в заборе. В районе дыру я согласовал по телефону, они дали добро, можно ломать.
Мы со Стасиком Бархановым и Стеллой Хван слышали это, проходя после уроков мимо распахнутой двери директорского кабинета, когда Мумин Ахмедович громко делился своим отчаянно-героическим решением с тетей Зиной, секретаршей.
А мы шли к Стасику домой. Для дела. Нужно было обсудить важный вопрос — как поздравить Эркина Холматова. Это поручил нам совет отряда.
Эркин — наш вожатый с поселкового рудника. Друг отряда. Он работает электриком. Правда, у нас бывает совсем редко, можно сказать, только по праздникам. И еще как-то раз Эркин приходил, чтобы в кабинете физики сделать две новые розетки.
Но недавно в школу пришло письмо. На конверте значилось — «7-му «Б». В конверте лежала открытка, на которой порхали два спаянных желтых кольца, а текст гласил: «Приглашаем представителей класса на торжественный вечер, посвященный нашему бракосочетанию. Эркин и Гульчехра».
Вот как! Наш вожатый женится! И приглашает нас… Что ж, давненько не виделись, есть повод встретиться… Посовещавшись, решили, что на свадьбу пойдем мы трое. Но зато и про подарок должны будем думать сами.
Стелла сходу попыталась навязать нам свою девчоночью кулинарную идею:
— Давайте испечем и подарим торт! Красиво будет. Представляете — поверх торта выведем: «Дорогому вожатому от 7-го «Б»… и еще, — Стелла наморщила лоб и радостно выпалила: — И еще — стихи: «Эркин и Гульчехра, поздравляем, ура!»
— Не пойдет! — возразил Стасик. — На свадьбе будет навалом тортов, наш и не заметят.
— Не заметят, — согласился я и добавил: — Вот если бы Стелла испекла его в каком-нибудь… электрическом виде… Тогда бы Эркину точно понравилось — электрик ведь…
— Отлично! — захлопала в ладоши Стелла. — Можно испечь в виде лампочки, плафона или… в виде гирлянды на высоковольтной мачте! Здорово, а?
— Скажи еще — в виде трансформаторной будки, — усмехнулся Стасик. — Для такого торта нужно пять мешков муки, пятьсот яиц и два ящика масла. А перевозить — на железнодорожной платформе. Таким тортом не только свадьбу — всех электриков Советского Союза накормить можно.
Слушая отповедь, Стелла обиженно надула губы — она уже видела себя хлопочущей у плиты.
— Ну и не надо! — сказала она. — Тогда сам думай.
К нашему спору с интересом прислушивался дедушка Абдурахман, отложивший в сторонку журнал «Огонек», который листал, когда мы поднимались на веранду. Еще тогда он с удивлением обратил внимание на паши со Стасиком ботинки и сапожки Стеллы, обросшие пудовыми комьями глины. Обувь мы, конечно же, скинули у крыльца, чтобы позже, уходя, отмыть ее под краном.
— Где достали? — спросил дедушка Абдурахман, с усмешкой кивая на нашу редкостно грязную обувь.
Стасик ответил нехотя:
— Я тебе рассказывал — перерыли там у нас… Пройти невозможно.
— Рассказывать-то рассказывал, — подтвердил дедушка. — Такого я еще не видел.
— А дождик?! — вспыхнул Стасик. — Ты бы, дедушка, сам; посмотрел, что у школьных ворот творится, тогда бы не смеялся. Но ничего, завтра будет хорошо.
— Вернулись строители? — спросил дедушка.
— Какой там… Они все бросили на берегу канавы и испарились. Директор решил забор сломать.
И мы рассказали дедушке Абдурахману о том, что услышали, идя сюда.
— Забор повалить — дело несложное, — проворчал дедушка Абдурахман и вздохнул: — Ломать — не строить…
Наш разговор о подарке вожатому заинтересовал дедушку потому, что он и сам приглашен на свадьбу. Дедушка был дружен с отцом Эркина Холматова — Рахимом-бобо. До выхода на пенсию оба работали на руднике. Дедушка Абдурахман бульдозеристом, а Рахим-бобо — в бухгалтерии. На тумбочке в комнате дедушки сейчас горделиво стояла точно такая же, как у нас, открытка с приглашением на свадьбу.
Мы спорили до хрипоты, перебрав уйму вариантов подарка. Но каждый был чем-то неугоден кому-либо из нас. Уже темнело, когда Стасик, держась за воспаленную голову, уронил:
— А может… торт?..
Мы со Стеллой, разом позабыв про головную боль, с изумлением уставились на Стасика и, не сговариваясь, рассмеялись. Стоило ли терзать себя и друг друга добрых три часа, чтобы в конце концов набрести на то решение, которое легко нашла Стелла в самом начале изнурительного путешествия по вариантам. Но теперь, когда круг замкнулся, было ясно, что от торта нам не уйти.
Кстати говоря, дедушка Абдурахман похвалил эту идею, сказав, что наш рукодельный торт вожатому и
