предостаточно, похлопывал и поглаживал свою подругу, она для вида стыдливо отмахивалась, но умильно на него поглядывала.
Он, изнывая от близости женщины, призывно похохатывал, и его исподние портки начинали красноречиво топорщиться над причинным местом. Я чувствовал себя как минимум лишним.
— А нельзя ли мне как-нибудь незаметно пробраться к барыне? — спросил я Марфу, когда мне окончательно надоело присутствовать при этом скрытом празднике плоти.
Женщине мое присутствие тоже было в тягость, и она разом придумала, как от меня избавиться.
— А ты, батюшка, немцем нарядись, да и иди себе без опаски.
— Как это немцем? — удивился я.
— Одень ихнюю ливрею и шагай куда хочешь. Карл Францевич, говорят, в город уехал, будет, считай, только к вечеру.
— Где же я ливрею возьму?
— Так я и дам. У нас их видимо-невидимо. Немец, он как есть басурман, в одной одеже не ходит — одна на нем, другая в стирке. Надевай и ходи без опаски.
— Так, может быть, я и в гостевой дом в таком виде пройду?!
— Туда нельзя, там, почитай, теперь вся немчура собралась, враз чужого узнают, — предостерегла Марфа. — К барыне — можно, в ейном дому только на дверях стражники стоят, а ты иди краешком.
— Спасибо, тебе, Марфа, — поблагодарил я, — будем живы, в долгу не останусь.
— Ну, чего уж, меня Петр Иванович по-свойски поблагодарит! — кокетливо сказала женщина, бросая на гогочущего мужика недвусмысленный взгляд!
— Это уж точно! — пообещал он, хватая ее за мягкое место.
Марфа вывернулась и пошла за немецкой одеждой, кокетливо покачивая бедрами.
— Справная баба, — похвалил он ее вслед. — Эх, барин, поддам я ей сейчас благодарности!
Я промолчал, чтобы не втягиваться в откровенное обсуждение интимной темы, мне было и не до того, да и неинтересно.
Молодчина Марфа принесла не только ливрею, но и весь полагающийся к ней прикид, включая парик и треуголку. Среди немецких хлопчиков попадались крупные ребята, так что почти решилась моя главная проблема в XVIII веке, нестандартный рост. Во всяком случае, одевшись в это платье, я не почувствовал себя второгодником из нищей семьи.
Мой новый вид вызвал у участников заговора буйное веселье. Посыпались комплименты, переводимые на язык современных малолеток, как «клевый прикид». После осмотра и одобрения внешнего вида, меня торопливо перекрестили и отправили искать себе на одно место приключения и совершать подвиги.
Я обращал внимание, как обычно ходят по усадьбе стражники и, подражая им, шел степенно, почти строевым шагом. Как и в предыдущие дни, в усадьбе не было видно ни души. Чтобы меня не заметили «часовые у входа», я пошел к дворцу парком и вышел прямиком к нужному боковому входу.
Хорошо смазанная дверь бесшумно отворилась, и я поднялся по мраморной лестнице в покои графини. Удивительно, но комната, в которой обычно находилась камеристка, оказалась пустой. Не останавливаясь, я прошел ее на цыпочках и шмыгнул прямо в спальню. Там, как и прежде, было темно и тихо. Со света я ослеп и остановился на месте, чтобы не налететь на невидимую мебель, не устроить шум и не напугать хозяйку.
— Wer es? Sie wer? — раздался со стороны постели испуганный шепот.
— Тише, Зинаида Николаевна, это я — доктор.
— Вы? Как вы здесь? Подойдите, пожалуйста. — Я немного пригляделся к полумраку и подошел.
— Да, это вы, я узнаю ваш запах. Нельзя, чтобы вас тут застали. Барон думает, что вы шпион.
— Знаю, — ответил я, садясь на край кровати. — Как вы себя чувствуете?
Что-то меня повело, то ли недавний пример Петра и Марфы, то ли дурманящий запах духов и воспоминание о виденной утром спящей графине.
— О, после вашей помощи почти хорошо, — ответила она, прикрывая своей ладошкой мою руку у себя на груди и прижимая ее к телу. — Мне много лучше, — продолжала шептать она. — Вы мне так помогли… — Потом мы надолго замолчали, но как только я отпустил ее губы, продолжила:
— Я почти здорова…
Она приподнялась, чтобы помочь мне освободить свои ноги от длинной ночной рубашки
— Это хорошо, что вы пришли, хотя это так неблагоразумно…
— Я, кажется, погибла, — договорила она, помогая мне войти в себя.
У нас одновременно начался оргазм.
— Что мы делаем? — спросила графиня дрожащим голосом, когда немного пришла в себя.
— Не знаю, — честно ответил я, не в силах заставить себя покинуть ее тело. — Это какое-то безумие!
— Да, да, безумие! — зашептала она, отвечая всем телом на мои порывистые движения. — Я так вас ждала! Если вы можете еще…
Я мог. После слияния, желание не только не пропало, но и усилилось. Внутри она была потрясающе нежной и горячей.
— Будьте со мной ласковы, я так несчастна, — шептала Зинаида Николаевна.
Я невольно отстранился от нее, чтобы не оцарапать ей кожу проволочными позументами ливреи, которую не успел снять — всё произошло слишком быстро и совершенно неожиданно для меня самого.
— Нет, нет, я хочу чувствовать тяжесть вашего тела, — запротестовала она, обхватывая меня руками. — Пусть, пусть, — начала что-то говорить она, но не успела досказать, у нее вновь начался оргазм.
Я дал ей отдохнуть и успокоиться, целуя влажные от пота лицо, шею, подбородок, после чего мы продолжили великое таинство погружения в вечность.
Вскоре меня самого завертела неодолимая сила страсти, и стало не до нежных прикосновений и летучих поцелуев. Она ответила не менее жарко и извивалась в руках, вздымая вверх ноги, чтобы острее чувствовать и помочь мне погрузиться в себя до самого конца. Потом опять это произошло у нас одновременно, и у меня в глазах засияли золотые точки.
Глава шестая
— Барона нанял муж, — рассказывала Зинаида Николаевна, когда силы у нас остались только на разговоры, — чтобы погубить меня. Я здесь как под арестом и не могу распоряжаться ничем, даже собой.
— Но почему?
