свое время.
Пока я отсутствовал, здесь, в Москве, все развивалось по суровым диалектическим законам конкуренции, в результате чего мой скромный бизнес без присмотра пришел в полный и окончательный упадок. В этом была, увы, суровая логика наших столичных каменных джунглей. Случившееся было неприятно, но рвать волосы и посыпать голову пеплом я не стал. Если что меня и волновало в последнее время, то никак не финансовые проблемы. Тем более, что из прошлого столетия удалось вывезти кое-какие материальные ценности, дающие возможность не только не умереть от голода, но вполне безбедно существовать. К тому же открывшиеся перспективы проникновения в прошлое оказались намного интереснее, чем лишняя тысяча долларов.
Тем, кто не знаком с моими временными «подвигами», в нескольких словах расскажу, что со мной произошло в недавнем прошлом. Началась эта история давешним летом. Так сложились обстоятельства, что после развода с женой я находился в состоянии, близком к депрессии. Поэтому, когда выпал случай отвлечься, отправился путешествовать «по родному краю». Дорога или судьба, это как кому удобнее считать, привела меня в глухую деревню, километрах пятистах от Москвы. Там я столкнулся со странной на первый взгляд женщиной, живущей уже не первое столетие. Как удалось выяснить, она принадлежала к какой-то побочной ветви человечества, живущей несравненно дольше нас, обычных людей. По просьбе этой долгожительницы я отправился на розыски ее пропавшего с конце XVIII века жениха. Так я оказался втянут в непонятный эксперимент по перемещению во времени.
Как это ни удивительно, но приспособиться к жизни в прошлом оказалось не так уж и сложно. Мало того, мне на долю выпало счастье полюбить совершенно необыкновенную девушку и даже сочетаться с ней церковным браком. Однако, внешние непреодолимые обстоятельства разлучили нас, к тому же мне вскоре пришлось покинуть и восемнадцатый век.
Полгода, которые я провел в «исторических» разъездах, сначала в 1799, потом в 1856 году и, наконец, в двадцатых годах XX века, были так заполнены всевозможными событиями, борьбой за выживание и любовными приключениями, что, вернувшись домой, в свою эпоху, я просто не знал куда себя приткнуть. Жизнь в нашем комфортном веке оказалась такой пресной, что я опять начал впадать в тоску, подобную той, в которой пребывал после развода с Ладой (так звали мою первую жену). Это небесное создание сначала бросило меня, но, когда я исчез, проявило вполне женскую непоследовательность и даже пыталось восстановить отношения. Что уже было невозможно в принципе. Во-первых, я был уже вновь женат. Во вторых, проявил чисто мужское непостоянство и даже думать забыл о своей первой привязанности. В-третьих, под моей опекой оказалась моя последняя спутница социалист- революционер, в просторечии эсер, Дарья Ордынцева.
С этой милой, интеллигентной барышней, непонятно зачем полезшей в революционную мясорубку, я встретился в двадцатом году в коммуне первых лет советской власти. Так сложились обстоятельства, что мы ненароком сблизились, даже какое-то время состояли в любовной связи, и мне пришлось взять ее с собой. Наши близкие отношения были не результатом большой страсти, а скорее дружески-любовной привязанностью, и у меня просто не хватило совести оставить ее в Совдепии на растерзание большевикам, победившим союзникам по революционной борьбе с царизмом. Клеймо бывшего меньшевизма или эсерства в те людоедские времена были достаточным поводом для того, чтобы оказаться у известной всем последней стенки или всю оставшуюся жизнь провести в ласковых ежовых рукавицах карающих органов молодой Советской социалистической республики.
Так что никаких шансов вновь вернуть меня под свою пяту у отставной супруги Лады больше не было. Она этого не знала и, скорее всего, исключительно из принципа хотела настоять на своем. Думаю, еще одной причиной ее упорства была уязвленная гордость. Дело в том, что пока я бодался с чекистами и большевиками во время военного коммунизма, в Москве объявилась моя венчанная жена Аля. Как ей удалось попасть в наше время из восемнадцатого века, я не знаю. Однако, каким-то образом Аля смогла разыскать мою квартиру и оказалась здесь, да еще и с нашим маленьким сыном. Когда мы расстались, по моему биологическому времени три месяца назад, Аля была заточена в монастырь по приказу императора Павла I и находилась на первой стадии беременности. Теперь же, получалось, что нашему сыну Антону было уже около четырех лет.
Мы с ней разминулись всего на несколько дней. Она вернулась в свою эпоху, я в свою, так что мы с ней так и не встретились. Спрашивать у меня, как переплетаются нити времени, бесполезно, я сам не имею об этом ни малейшего представления. Да и то, если говорить объективно, мой сын Антон, который должен был родиться, как ему было предназначено природой, в середине 1800 года, давно разменял вторую сотню лет. Поэтому, единственное, как мне кажется, точное измерение времени можно вести по своим биологическим часам.
Пока меня не было в Москве, Лада пришла в мою квартиру за своими вещами. Встретив в квартире неожиданную соперницу, да еще и с готовым ребенком, она, понятное дело, расстроилась. О том знаменательном свидании мне рассказала соседка по лестничной площадке Марина. Встреча, как несложно предположить, носила яркую эмоциональную окраску и окончилась грандиозным скандалом. Поэтому моего возвращения нетерпеливо ждали. Не Аля, которая не выдержав экологическую обстановку двадцать первого века, вернулась в свое суровое время, а морально пострадавшая сторона. Первой вычислила мое возвращение домой бывшая теща, Валентина Ивановна. Ее телефонный звонок в первое же утро по возвращении поднял меня из постели в несусветную рань.
— Слушаю, — сказал я сонным голосом.
— Алексей! — рявкнула трубка голосом экс-тещи. Валентина Ивановна, как всегда, говорила с присущем ей коммунистическим напором. — Я обязана вам сказать, что вы подлец и проходимец! Как я и думала, вы оказались обычным брачным аферистом! И если вы…
— Еще раз сюда позвоните, то я вас закажу, — докончил я за нее фразу и бросил трубку.
В наши мутные времена, эта сленговое выражение несет в себе очень мрачную нагрузку. Не привыкшая к таким угрозам женщина, видимо, испугалась и — это было на нее совершенно не похоже — не перезвонила, чтобы оставить последнее слово за собой. Зато через три часа случилось явление самой Лады.
Сказать, что моя бывшая жена прекрасно выглядела, значит, почти ничего не сказать. Она была необыкновенна! Она была потрясающе хороша! Нежная, красивая, умная, интеллигентная с сияющими теплыми глазами. В ней одновременно присутствовали робкое, наивное девичье кокетство и зовущая сексуальность зрелой, страстной женщины. Она вошла и обожгла меня взглядом полным любви и тайного упрека.
— Где ты так долго был?.. — прошелестел ее волнующий голос. Последнее слово «милый», а, возможно, и «любимый» подразумевалось, но она его не досказала. — Я от беспокойства чуть не сошла с ума…
По словам соседки Марины, когда Лада встретилась с моей венчанной женой, то устроила здесь базарный скандал с истерикой. Поэтому воркующие интонации в ее голосе были, по крайней мере, неуместны.
— Я был в командировке, — ответил я, не вдаваясь в подробности.
— Неужели тебе было трудно меня предупредить! Я так волновалась! — с легким упреком, соблазнительно надув губки, прошептала Лада, и глаза ее подозрительно заблестели непролитыми слезами.
— Я предупреждал твою маму, — парировал я это беспочвенное обвинение. — Тебя, извини, не смог, у тебя была такая яркая личная жизнь, что было не до меня.
В моих словах, при желании, можно было усмотреть не скрытый сарказм, а нежный упрек, и в глубине ее взгляда вспыхнула горячая искорка. Лада, скорее всего, посчитала, что если ей удастся втянуть меня в выяснение отношений, то мы окажемся на полпути к миру. Тогда появится возможность оправдаться, пожаловаться на «ошибки молодости», расплакаться и вообще, заморочить мне голову.
Пусть простят меня милые романтичные дамы, но никакой горечи и тайного смысла в моих словах не было. Возможно, если покопаться в душе, там можно было найти лишь слабое ощущение вины за то, что я напрочь забыл это нежное, любящее, правда, только самою себя создание.