десять сантиметров, после второй еще на десять, а потом будут укорачиваться на такую же длину примерно каждые десять лет, пока у женщин не кончатся ноги. Сначала это будет шокировать, потом все привыкнут и перестанут обращать внимание. После этого начнется плюрализм в одежде, и женщины смогут выбирать длину платьев сообразно своему вкусу и красоте ног.
— А как же нравственность?
— Нравственность останется, только станет иной.
— А мне кажется, ваш мир скатился в пропасть!
Расстроенная Софья Аркадьевна ушла, и я опять вернулся к Суворину.
Однако, читать мне снова помешали. Теперь в библиотеку явилась Наталья Александровна с лицом вытянутым не менее, чем оно было недавно у ее маменьки.
— Василий, извините, Алексей Григорьевич, скажите, это что, мистификация?
— В смысле? — не понял я.
— Откуда вы взялись, и что вы за люди?!
— Вам что, тоже не понравилась Ольгины тряпки? — вопросом на вопрос ответил я.
— При чем здесь, как вы выражаетесь, тряпки! Я ничего не имею против ее странного русского языка, я даже понимаю, что одежда может быть не только такой, которую носим мы, но то, как Ольга Глебовна говорит о народе, об отношениях между мужчинами и женщинами — это просто чудовищно!
— Вот вы ее и просветите, — легкомысленно посоветовал я. — Вы же собрались просвещать наш темный народ, просветите его грамотную часть.
— Но, но… Ольга Глебовна не скрывает, что находится… — Здесь Наталья Александровна надолго замолчала, подбирая слова, потом начала краснеть и с трудом докончила фразу. — … в определенных свободных отношениях с этим странным старым человеком, господином Гутмахером!
— А вам-то какое до этого дело, — рассердившись на революционерку, не очень любезно оборвал я ее морализаторство. — Вам что до того?! Вы для чего пошли в революцию? Бедные крестьяне вас очень волнуют? Или вы хотите избавиться от опеки родителей? Кем вы вообще собираетесь стать, Верой Фигнер или какой-нибудь Коллонтай?
— А откуда вы знаете этих женщин? — совершенно неожиданно повернула разговор Наталья.
— Не помню, в школе по истории проходили. Фигнер, кажется, была народоволкой, а Коллонтай как-то связана с революцией, и еще она, — вспомнил я, — первая женщина- посол…
— Александра Михайловна Домонтович?
— Какая еще Домонтович? Я такую не знаю.
— Это девичья фамилия Александры Михайловны, — пояснила Наталья. — Вы же говорили об Александре Михайловне Коллонтай? Мы с ней хорошо знакомы.
— Насчет того, как звали ту Коллонтай, я ничего сказать не могу, — покаялся я. — Может быть, и Александра. Я помню только, что в революции было несколько известных баб, извините, женщин, она одна из них.
— Вы не представляете, как это интересно! — загорелась Наталья Александровна. — Неужели наша Шурочка сделалась так известна?! Хотя, безусловно, это именно она. Шура — великая женщина! Вы знаете, что в шестнадцать лет Александра Михайловна сдала экзамены за курс мужской гимназии!? А какие блестящие статьи она пишет в европейских газетах!
— Увы, я просто не в курсе дела. Давайте лучше спросим у Гутмахера, он жил в советское время и должен знать точнее. Мое поколение революцией не очень интересуется, понятно, кроме фанатов-отморозков.
— Кого? Что значит слово отморозки? — не поняла она. — Это те, кто обморозился?
— Нет, это новое выражение, его можно перевести, как глупый фанатик какой-нибудь идеи или личности. От безделья тинейджеры придумывают себе кумиров и им поклоняются. А самые тупо упертые считаются отморозками. Есть фаны звезд, направлений в моде, даже революции. От безделья придумывают себе развлечения и маются дурью.
— Что придумывают? — опять не поняла Наталья.
— Молодые люди, особенно в подростковом возрасте, — насмешливо объяснил я, — придумывают себе развлечения и заодно ищут врагов. У нас же главное, «кто виноват», а потом уже мы начинаем думать, «что делать». Поэтому одни бреют головы и считают своими главными врагами инородцев, другие надевают сарафаны и во всем винят помещиков или губернаторов.
— Вы говорите обо мне? — поджав губы, спросила народница.
— И о вас тоже, — прямо ответил я. — Я и в нашем времени с такими, как вы, встречался. У нас ведь тоже есть революционеры, которые горят желанием переделать общество.
— Я уже поняла, что вы за человек и не собираюсь с вами дискутировать. Вы обычный ретроград! Лучше расскажите все, что знаете про Александру Михайловну!
Я, признаться, больше того, что уже сказал, ничего о ней не знал. Но Наталье Александровне слишком загорелось выяснить все подробности про свою знакомую, и мы тут же отправились в диванную комнату, где дым уже стоял коромыслом, и генерал с профессором (за ликерам и уже без кофе) решали судьбы России.
— Аарон Моисеевич, вы что-нибудь слышали о Коллонтай? — спросил я с порога.
Гутмахер, отвлеченный от геополитических проблем, удивленно посмотрел на меня. Александр Иванович отреагировал раньше него:
— Вы говорите про Александру Михайловну? — спросил он о известной революционерке без восторга, который недавно продемонстрировала его дочь…
— А что я должен про нее знать? — не дав ответить генералу, спросил меня профессор.
— Ну, хотя бы, как ее зовут.
— Так Александр Иванович сказал, Александра Михайловна.
— Выходит, она самая, — порадовал я Наталью и пояснил Гутмахеру. — Наталья Александровна с ней знакома.
— С ней все знакомы, — опять вмешался хозяин. — Дом ее батюшки с нами соседствует в Петербурге. А что, Александра Михайловна такая известная личность, что про нее помнят в будущем? Признаться, никак не ожидал-с.
— Вот, папа, ты всегда так, а Саша, оказывается, великий человек, она стала первой женщиной-дипломатом!
— Это что, правда? — спросил генерал, до предела поднимая удивленные брови.
— А что, собственно, в этом такого, — опять вмешался в разговор Гутмахер, — обычная продувная бестия, левая ловкачка. Вы, извините, Наташа, но ваша знакомая не великий человек, а самая заурядная…
Я кашлянул и предостерегающе посмотрел на Аарона Моисеевича.
— Вернее, будет сказать, незаурядная карьеристка, — поправился он. — Я слышал, что она еще при жизни Ленина прислала письмо Сталину, в котором называла его вождем партии. Товарищ Сталин этого не забыл, — сказал Гутмахер, обращаясь только ко мне. — Я слышал, — добавил он, — что в молодости она слыла роковой красавицей.
— В этом вам предстоит убедиться самим! Шурочка сейчас живет в нескольких верстах отсюда, у нее шалят нервы, и ей прописали сельский воздух, — сообщила Наталья Александровна, победно глядя на кислую физиономию отца. — Она непременно будет у нас в гостях!
