Несмотря на то, что я был достаточно вымотан Шурочкой Коллонтай и плохо спал в душной избе, я почувствовал, что комфортно лежать мне теперь мешает не только револьвер…
— Будем вставать? — заговорщицки спросила девушка.
Я не выдержал и коснулся губами ее губ, потом послушно закрывшихся глаз, чего она тактично не заметила. Мы еще с минуту лежали, глядя друг на друга в упор, пока к нам на лавку не начал карабкаться мальчишка лет четырех в одной рубашонке и не разрушил очарование невинной близости.
— Седайте есть, гости дорогие, — пригласила нас к столу пожилая хозяйка, как только мы обозначили свое пробуждение.
То, что «святой отрок» ничего не ест и не пьет, ясенщина или забыла, а может быть, просто не придала моим вчерашним словам значения.
Встав, я первым делом подошел к лавке, на которой давеча лежал раненый Ефим, но она оказалась пуста.
— А где ваш сын? — спросил я хозяйку.
— С отцом до родни в Тимофеевку поехали.
— А как он себя чувствует? — машинально поинтересовался я удивленный такой прытью раненого.
— Хорошо, чего ему станется. Как с рассветом пробудились, так и уехали.
Петра с младшими братьями в избе уже тоже не было, на хозяйстве остались только женщины и трое ребятишек. На улице было совсем светло. Я воровато посмотрел на часы, они показывали десять часов с минутами.
— Петр тоже уехал? — поинтересовался я, усаживаясь за желтый, выскобленный до матового свечения стол.
— В село пошел, скоро будет, — вместо пожилой ответила молодая женщина.
— Нам бы умыться, — попросила более гигиеничная, чем я, девушка.
— А ступайте на двор, вам Гаврюшка сольет, — просто решила проблему пожилая хозяйка, — а до ветру идите в огород, Гаврюшка укажет.
Гаврюшка, мальчонка лет семи, похожий на молодую хозяйку, скорее всего, ее сын, охотно бросился нам помогать.
Выражение «до ветру» в сочетании с огородом, которым я как-то сразу не придал значения, моего «святого отрока» ввергли в шоковое состояние. Татьяна Кирилловна сразу посерела лицом; а потом покрылась густым румянцем.
— Не бойтесь, все устроится, — тихо сказал я и ласково сдавил ее тонкие пальчики, — мальчишку я отвлеку.
Ей, благонравной, благовоспитанной девице, слышать такое предложение от мужчины было не просто стыдно, а почти оскорбительно, и я испугался, как бы с ней не приключилось чего-нибудь плохого. Однако, другого выхода, кроме как подчиниться обстоятельствам, у нас с ней не было, и красная, пряча глаза, она пошла со мной и Гаврюшкой к жалким кустикам на краю огорода. Как я и предполагал, все сошло довольно гладко. Гаврюшка показывал мне соседние избы и рассказывал, кто в них живет, пока за нашими спинами Татьяна Кирилловна что-то делала на том самом ветру, до которого все ходят в сельской местности. Проветрившись, она, почти счастливая, присоединилась к нам с мальчиком. Во всяком случае, к избе девушка возвращалась не такой подавленной, хотя по-прежнему прятала от меня глаза.
Мы с ней скоренько умылись ледяной водой из колодца, после чего вернулись в теплую и вонючую, особенно после свежего воздуха, избу. На столе нас уже ждала крынка парного молока и каравай свежего, душистого хлеба. «Святой отрок» с молодой жадностью набросился на еду.
Когда скромная трапеза подходила к концу, в избу вошли Петр с младшим братом. Петр мне понравился еще вчера вечером. У него было широкое добродушное лицо с мягким, как бы снисходительным выражением карих глаз, и уверенность в себе сильного человека.
Ничего общего с отцовской затаенной подлостью и равнодушной жесткостью Ефима в нем не было, да и внешне он похож на мать, а не на отца.
— Доброго вам утречка. Как спалось? — вежливо поинтересовался он, обмахивая шапкой налипшие на армяк снежинки.
— Спасибо, хорошо, — ответил я за себя и за Татьяну Кирилловну.
— Спасибо за брата, — в свою очередь поблагодарил он. — А отрок-то, я гляжу, нарушил завет…
— Это я ему, как лекарь, велел, — серьезно ответил я, — а то на голодный желудок слишком много у него будет святости.
— Ну, пусть кушает на доброе здоровье. А хороши, все-таки, у тебя, господин дохтур, кобылки, может и вправду продашь на завод? Я хорошую цену дам. Ты не смотри, что мы бедно живем, я на извозе в Москве хорошие деньги имею.
— Продать-то можно, — ответил я. Мне уже надоело чувствовать себя нищим и зависеть от сиротских червонцев, вшитых в платье девицы Раскиной. — Да только кобылки-то не мои, я их у лихих людей отобрал. Как бы у вас от такого «завода» беды не случилось.
— Что-то ты, господин дохтур, на разбойника никак не походишь, — удивился моему признанию Петр. — Это как так отобрал?
Я вкратце, не вдаваясь в подробности и подоплеки, рассказал, как меня пытались похитить и о последовавшей перестрелке.
— Ишь ты, как народишко испаскудился. Так значит, от одних отбился, а тут и тятенька с Фимкой на твою голову…
— А потом и вы всей компанией.
— Это так. Поди, в темноте разбери, что за люди… Небось, страху натерпелся?
— Да не очень… — неопределенно ответил я, не объяснять же было Петру, что последнее время меня гоняет кто ни попадя, и я уже начал привыкать к ощущению постоянной опасности.
— Кобылки-то знатные, да, видать кусаются. А как думаешь, что те за люди были, и что в тебе у них за нужда?
Врать, глядя в честное лицо мужика, мне не хотелось, и я, как мог понятнее, объяснил ситуацию то ли ошибкой, то ли коммерческим интересом революционеров.
— Да, бомбисты люди сурьезные, — подытожил он мой рассказ. — С ими палец в рот не клади, сам в Москве с такими встречался. Поди, все больше из студентов, с жиру бесятся.
— Они за идею борются! — неожиданно встряла в разговор Татьяна Кирилловна. — Их принципы можно не поддерживать, но идейных людей нельзя не уважать!
— Так-то оно так, — согласился Петр, каким-то образом правильно поняв незнакомые слова, — только больно они до чужого добра жадные, а что души касаемо, так что же, как чужую душу не уважать. Только грабить и убивать для своей души чужие души не правильно. А кобылок мы возьмем, если в цене сойдемся. Кобылки знатные. А бомбистов мы не опасаемся, оне к крестьянам не суются, больше с губернаторами воюют. Пока же, от греха, отгоним в дальнюю деревню к родичам, пусть отдохнут да оправятся.
— Коли так, то ладно, — согласился я, — только мне нужно как-то попасть в имение к родственникам. Это не очень далеко.
Я назвал село близ имения Крыловых.
— Знаешь те места?
— Знаю, как не знать, бывал там. Это само собой, в аккурат доставим. А
