делая даже попытки пойти открыть ворота. Я не стал чиниться, слез с коня, сам открыл его условные ворота, состоящие из нескольких жердей, и въехал во двор.
— Иди в избу, устраивайся, — пригласил хозяин, не отрывая взгляда от родных просторов, которые к тому же перестал загораживать проезжий.
Я вошел в избу. Как ни странно, там оказалось вполне цивильно, понятно для этого времени. Была печь с трубой и приличные лавки и полати. Я снял с себя камзол, амуницию и вернулся во двор. Умник продолжал любоваться видом из-за плетня.
— Тебя как звать? — спросил я его сосредоточенную спину.
— Звать зовутка, величают — утка, — ответил он присказкой, но все-таки соизволил повернуться ко мне. — А покойная жена величала Павлом.
— Скажи, друг Павел, у вас в округе разбойники есть?
— Где же их нет? — вопросом на вопрос ответил он.
— А кто с той стороны, — я показал направление, — лес держит?
— Известно кто, лихие люди, — не задумываясь, ответил он, усмотрев что-то необычайно интересное за моей спиной.
— Как бы мне с ними встретиться?
— С разбойниками?! — воскликнул он и, кажется, впервые посмотрел на меня с интересом. — Пойди в лес, они тебя сами найдут!
— Нет, мне нужно их найти так, чтобы они меня не видели. Ты же здешние леса знаешь, сможешь такое устроить? Я заплачу.
— А тебе какая в них нужда?
— Они моего товарища захватили, хочу его выручить.
— Нет, мне такое без интереса, — мне и здесь хорошо.
— Я хорошо заплачу! Не пожалеешь!
— А зачем мне твои деньги? Мы живем по крестьянству, у нас все свое, нам деньги без надобности.
— Ну, лошадь себе хорошую купишь…
— На кой она мне? — искренне удивился он. — Ее, поди, еще и кормить нужно.
Пожалуй, впервые мне посчастливилось встретиться с настоящим прототипом русских народных сказок, Иванушкой-дурачком, в чистом, незамутненном виде.
— У тебя здесь случайно нет волшебной щуки? — серьезно спросил я.
— Какой такой щуки? — удивился он, не понял намека или не знал такой сказки.
— Которая по щучьему велению, по твоему хотению все желания исполняет.
Он обдумал ответ, и только осознав все возможности, которые может получить человек, обладая такой замечательной рыбой, ответил:
— Чего нет, того нет. Коли была бы, стал бы я тут в деревне околачиваться!
— А что бы тогда сделал?
— Что бы? — Он опять задумался, проверяя свои желания, но, так, кажется, ничего интересного не придумал. Потом вдруг сладко улыбнулся. — Мало ли, девку молодую пожелал, а то и двух. Толстопятых! — сказал он и сладко, как кот, прижмурился.
Идея была, безусловно, продуктивная, кто же от такого счастья откажется!
— А почему двух? Бог троицу любит.
— Нет, три много. Сразу станут промеж собой ссориться, шума от них не оберешься. Две в самый раз.
— А я слышал, разбойники у себя много красивых девок держат, хотят туркам в плен продать.
— А мне-то что за дело?
— Ну, поможешь спастись какой-нибудь девушке из плена, она тебя полюбит и замуж за тебя пойдет.
— Не пойдет, — кратко ответил он.
— Почему?
— Я работать не люблю, за то меня девки и не любят. Знаешь, как жена- покойница со мной наплакалась?!
Чем дольше мы говорил, тем меньше я понимал нового знакомого. То ли он все-таки придуривался, то ли на самом деле был таким уникальным лодырем. Однако порядок в избе говорил о другом.
— А почему у тебя в избе печь с трубой, — зашел я с другого бока.
— Как почему, чтобы не дымила.
— И лавки я посмотрел у тебя хорошие, сам делал?
— Нет, жена-покойница.
— Плохо тебе теперь будет без жены…
— И не говори, — тяжело вздохнул он, — не знаю, как зиму перезимую…
— Вот видишь, а к разбойникам идти не хочешь! Я бы дал тебе денег, а ты купил бы красную шапку, красные сапоги, выручил бы из плена красавицу, она бы в тебя влюбилась, вот тебе и жена!
Перспективу я нарисовал, лучше не придумать, осталось только воплотить ее в жизнь. По всем правилам теперь дурню только и осталось надеть лапти и пойти совершать подвиги. Однако он не спешил, обдумывал ситуацию, видимо, в поисках слабых сторон моего предложения. Наконец нашел к чему придраться:
— А если она за меня не пойдет?
Я чуть не спросил его, кто за него не пойдет, но не стал, понимая, что в мозгу Павла уже выкристаллизовался образ идеальной, толстопятой красавицы. Он, кстати, даже облизнулся, и глаза его затуманились от вожделения.
— Только я не уверен, что ты знаешь, где разбойники живут, — не отвечая на вопрос, с сомнением сказал я.
— Чего там знать, в сухом логе, нарыли себе дурни землянок и думают, что их там никто не найдет.
— Подобраться туда незаметно можно?
— Нет, как же к ним подберешься, когда их там видимо-невидимо и кругом соглядатаи. Вот если только гнилой балкой идти, но там нечисто, никто и не ходит.
— Почему нечисто?
— Леший живет, он пришлых не любит, так голову задурит, что назад пути не найдешь. Прошлый год из Москвы приезжали, как туда зашли, до сих пор не вернулись.
Я сделал вид, что не заметил его упоминания о Москве, о которой он якобы никогда не слышал, сказал другое:
— А может быть, они просто вышли другой дорогой, не через вашу деревню.
— Нет, они же лошадей здесь оставили.
— А ты сам лешего боишься?
— Чего мне его бояться, какая ему от меня радость. Это ты опасайся, ты же пришлый.
— Ну, я как-нибудь с ним договорюсь, — сказал я, имея в виду, что у меня уже был успешный опыт общения с лешим, который в конце концов оказался никаким не лешим, а
