арестантом. — Если вы хотите увезти отсюда девушку, тогда поторапливайтесь, когда вернется хозяин, вам придется составить мне компанию.
— Нам спешить некуда, он теперь сюда нескоро явится, разве что после второго пришествия, — сказал я. — А вот с тобой бы я очень хотел поговорить, у меня есть много вопросов.
— Что значит… Ты хочешь сказать, что постельничий? Я же его вчера вечером видел живым и здоровым, — теряя весь свой иронический настрой, забормотал он.
— Все мы под Богом ходим и не знаем своего последнего часа, — нравоучительно объяснил я. — Сейчас человек жив, через минуту, глядишь, умер. Неисповедимы пути…
Однако он не дослушал сентенцию, перебил на полуслове:
— Значит, умер Нечаев!
Он был так искренно удивлен, можно даже сказать, ошарашен новостью, что начал нервно перебирать застежки на кафтане, потом пробормотал:
— Этот всем новостям новость. Как же это он так сподобился?
— Добрые люди помогли, чтобы случаем не сжег Москву.
В этот момент в наш разговор вмешался Алексей:
— Как же это ты, тезка, сейчас говоришь, что барин помер, а давеча сказывал, что он меня домой отправил? Что он, с того света тебе приказ передал?
— Сначала передал, а потом и умер, — ответил я, — помнишь, сначала крики были, а потом все люди на зады побежали, вот тогда и твой барин преставился.
— Что же ты сразу не сказал, как же так, барин помер, а я даже не перекрестился?! — испуганно воскликнул он.
— Ничего, он тебя с того света простит, — успокоил я верного холопа, потом обратился к управляющему:
— Есть здесь спокойное место поговорить? И прикажи баню, что ли, натопить, нужно дать Прасковье помыться, до чего изверги довели девушку!
— Коли так все хорошо сложилось, то почему бы и не поговорить, — ответил Василий Григорьевич. — И Прасковью вашу отмоем, будет еще чище, чем прежде. Пойдемте в господскую избу, я проверю, что тут за ночь без меня произошло, и о бане распоряжусь.
Мы с ним пошли впереди, следом Прасковья с Сидором. Парень заботливо поддерживал измученную девушку. Я незаметно рассматривал нового персонажа нашей драмы. На первый взгляд управляющий мне понравился, но я не спешил делать выводы, предполагая, что вся местная братия была замазана и в секс-индустрии, и в государственном заговоре. Мы прошли загаженным двором и вышли к парадным покоям, где была образцовая чистота.
— Хорошо вы здесь управляете, — не удержался я от комментария, — лицо мыто, остальное в дерьме.
— Это точно, потому меня постельничий Нечаев и подрядил порядок навести. Да только не успел я за толком дело взяться, как прогневил хозяина и попал под замок.
— Так ты недавно здесь? — задал я принципиальный для меня вопрос.
— Третью неделю.
— А раньше чем занимался?
— Своей вотчиной владел, да только сожгли ее вольные казаки, крестьяне разбежались, вот и пришлось в Москву перебираться.
— Как ты к стольнику попал?
— Дядька посодействовал, пообещал тут манну небесную, а сам видишь, что получил, едва живота не лишился!
За разговором мы вошли в господскую избу. Как и в большинстве подобных ей, внутри ничего интересного не оказалось. Время было раннее, дворовые еще спали, так что нам пока никто не мешал. Прасковья села рядом со мной и устало сложила руки на коленях. Выглядела она совсем измученной.
— У вас баню вчера топили? — спросил я управляющего.
Тот пожал плечами:
— Не знаю, мне было не до того. Хотя обычно топят, Нечаев любит смывать грехи.
— Хочу в баню! — оживилась девушка.
В горницу, где мы сидели, вошла какая-то заспанная старуха в одной ночной рубашке и уставилась на управляющего и на нас, как на привидения. Тот ее окликнул:
— Бабка Варвара, отведи гостью в баню.
Старуха перекрестилась и, скорбно поджав губы, пошла к выходу. Прасковья заспешила следом, за ней Сидор. Мы с управляющим остались с глазу на глаз. Возникла неловкая пауза, оба не знали, сколь откровенно можно говорить друг с другом.
— Убили, значит, постельничего, — задумчиво сказал он, — не знаешь, кто?
— Знаю, я убил.
— Ты? — только и нашелся переспросить он.
— Другого выхода не было, они с дьяком Ерастовым хотели поджечь Москву.
— А ты сам-то кто таков будешь? — помолчав, спросил он.
Я назвался. Почему-то мое имя произвело на управляющего сильное впечатление. Однако кажется, не негативное. Василий Григорьевич теперь смотрел на меня, скорее как на какое-то чудо морское.
— Тот самый окольничий, значит! — наконец сказал он. — Вот не думал тебя увидеть!
— Ты что, меня знаешь?
— Наслышан! Много о тебе здесь разговоров велось! А уж как ругали, не приведи Господь!
Я молча слушал, ждал, что он скажет еще.
— Сколько к тебе убийц подсылали, а ты все еще жив! — почти восхищенно говорил управляющий. — Я-то думал, ты разбойник из разбойников, а ты вроде совсем и не такой!
— Так это Нечаев меня пытался убить? — перебил я.
— Какое! Против тебя такие силы стоят, что лучше бы тебе в Москву век носа не казать. Я толком не знаю, при мне такие разговоры не велись, но краем уха слышал, что против тебя не только первые бояре ополчились, но и самого царя склонили тебя на дыбе испытать.
— Ты это точно знаешь? — спросил я, внимательно глядя ему в лицо. Я только вчера был в царском дворце, и никому в голову не пришло меня задержать. Управляющий пожал плечами:
— Слышал краем уха, хозяин вот в этой горнице говорил о тебе с каким-то знатным человеком. Голову на заклание класть не стану, может быть, что-то не правильно понял. Я их из-за двери слышал, а когда вошел, они замолчали. — А то, что тебя приказали убить, несколько раз говорили при мне.
— Ну, это не новость, уже несколько раз пытались, — а вот что царя против меня настроили, я не знал. Ты не можешь точно пересказать, что они говорили?
Василий Григорьевич наморщил лоб, пытаясь вспомнить разговор.
— Постельничий сказал тому человеку, что с Крыловым все решено. Тот спросил, что они будут делать, если опять не получится. Хозяин засмеялся и говорит, что тогда его, ну, значит, тебя, царь на дыбу вздернет, и ты во всем и сознаешься. Потом я вошел, и они замолчали.
То, что он рассказал, было похоже на правду, но ни еще о чем не говорило. Нечаев мог врать или блефовать.
