мировых воин, истребления народов, в эпохи великих завоеваний.
Конечно, каждому хочется убедить несговорчивого оппонента в своей исключительной правоте, даже таким же варварским способом как убийство! Однако в одних случаях это происходит относительно мирным путем, в других, посредством силы. Много было причин для страшной русской смуты терзавшей людей в начале семнадцатого века, И, думаю, не последней из них, было несправедливое расслоение общества.
Не хочется проводить параллели, но если соотнести террор Ивана Грозного с террором Сталина, соотнести годы стагнации царей Федора и Бориса Годунова с застоем эпохи Генсеков, мы как раз и упремся в то самое время, когда одни стали фантастически богаты, другие еще беднее, чем были раньше.
Но это всего лишь реплика в сторону. Разговор же у нас идет об эпохе Лжедмитрия I, в которой я, житель XXI века, оказался по ряду «до конца не выясненных обстоятельств» и стал живым свидетелем этих исторических событий. Странность возвышения самозваного царя была уже в том, что никому не известный молодой, двадцатитрехлетний человек, каким-то странным образом сумел так раскачать неустойчивую лодку государственности и «замутил» такую отечественную историю, что мало не показалось никому.
Бояре, дворяне и чиновники, почувствовав вкус денег и власти, не смиряемый государственными законами, обнаглели до последней степени. Указы нового царя о прекращении бродяжничества в национальном масштабе и возвращение крестьян на прежние места жительства, читай, в кабалу, воспринялся исполнителями, как обычно у нас бывает, «расширительно». Теперь каждый из тех, кто считал, что он не какая-нибудь «тварь дрожащая», а «право имеет», старался хапнуть как можно больше, как компенсацию за «бесцельно прожитые годы». Оговорка в законе о том, что не нужно возвращать крестьян помещикам, не сумевших их прокормить во время голода при Борисе Годунове, никого не смущала. Тем более что те, кто должен был разбираться во всех обстоятельствах, сами были заинтересованы в приобретении новых крепостных холопов. Потому тотчас старые и новые феодалы начали отлов свободных людей не только в лесах, но и прямо на дорогах, в целях комплектации своих владений дармовой рабочей силой.
Именно в такую передрягу я и попал, прячась в провинции от неблагоприятных жизненных обстоятельств и боярской мести. Причем попал до неприличия просто и глупо.
Все это происходило в середине лета 1605 года. Время было вечернее, я, не торопясь, шел по проезжей дороге, собираясь переночевать в ближайшем селе, окраина которого была уже видна. Навстречу мне неспешно ехали два человека, судя по беспородным лошадям и скромной одежде, небогатые купцы. Я, как полагается при встрече, снял шапку и вежливо им поклонился. Они ответили. Мы уже почти разминулись, как вдруг один из всадников начал странно заваливаться в седле, и, падая, взмахнул кнутом…
Нападение оказалось таким неожиданным, что я, кажется, успел только слегка удивиться. Дальше помню только глухой удар по голове.
Очнулся я в дребезжащей, трясущейся телеге. Голова тупо болела. Попробовал пошевелиться, но руки и ноги не слушались. Постепенно вернулось сознание, а с ним и понимание того, что со мной произошло. Меня оглушили, а теперь куда-то везут. Куда и зачем я догадался довольно скоро. Собственно, вариантов могло быть только два. Меня захватили разбойники, которых развелось в подмосковных лесах, что называется, видимо-невидимо; или, что было более вероятно, выследили, хитростью победили и теперь возвращают в Москву на тайный суд и жестокую расправу мои недавние противники.
Второй вариант был менее предпочтителен, но более вероятен. За несколько месяцев пребывания в Москве, я сумел насолить слишком многим влиятельным людям. Последним таким поступком было убийство заговорщиков, пытавшихся устроить большой московский пожар и свергнуть законного на тот момент царя, именуемого в русской истории Лжедмитрий I. Мало того, что я убил двух главарей заговора, но еще и похитил их общественную казну. И если просто убийство товарищей они еще могли как-то стерпеть, то потерю денег никогда.
Никакой личной заинтересованности в тех деньгах у меня не было. Не потому, что я такой уж правильный и благородный. Просто семнадцатый век был не тем временем, в котором я собирался провести оставшуюся жизнь. Попал я в это время случайно, в надежде отыскать пропавшую жену, но вместо розысков, занимался исключительно тем, что спасал собственную жизнь, крутил романы с местными красотками и пытался бороться за справедливость.
Однако лучше расскажу все по порядку. Прошлым летом, озверев от личных проблем, я отправился путешествовать по провинциальной России и случайно попал в брошенную жителями деревню. Там познакомился и подружился с ее единственной обитательницей, пожилой женщиной. После близкого знакомств узнал, что она принадлежит к малочисленной побочной ветви человечества. Люди ее породы, по какой-то неизвестной причине, возможно эволюционной «загоулине», жили не в пример дольше нас обычных землян. Моей знакомой ко времени нашей встречи было уже прилично за двести лет.
Однако это чудо оказалось не единственным, с которым мне тогда довелось столкнуться. Долгожительница, когда мы окончательно подружились, попросила меня разыскать ее пропавшего в восемнадцатом столетии жениха. Как и у любого, относительно нормального человека, попавшего в подобную ситуацию, такая необычная просьба вызвала, мягко говоря, «легкое удивление». Сначала я подумал, что тетка просто спятила. Однако оказалось, что все не так просто. Стоило мне только перейти по прогнившему от старости мосту на другую сторону реки протекавшей рядом с ее домом, как я очутился в далеком прошлом. Отнесло меня «течение времени» ни много ни мало, на двести с лишним лет назад.
Моему рассказу можно верить или не верить, это личное дело каждого. Для одних, все, не вписывающееся в привычные нормы обыденных представлений, фантастика и чистый вымысел, в то время как кое-кто не просто признает возможность инвариантности жизни, но даже умудряется жить в собственном измерении. Я это понял когда оказался так далеко от дома, что. уже не надеялся никогда туда вернуться. Все кругом было как обычно, небо, земля, воздух, только в другом месте и чужом времени.
Жизнь в России в конце восемнадцатого века оказалась совсем не похожа на ту, что мне представлялась по книгам и придуманному отношению к прошлому. У меня, как и у каждого слегка грамотного человека в нашей Отчизне, имеется собственное представление о чем угодно, начиная с вопросов, в которых я совсем ничего не понимаю, и, кончая вопросами в которых разбираюсь поверхностно или плохо. Скорее всего, это наша национальная традиция. Мы в своем большинстве умны, самоуверенны но, к сожалению, большей частью не профессиональны.
Хорошо это или плохо, я оценить не могу. С одной стороны, на такой зыбкой почве вырастает много талантливых и, нередко, гениальных людей, чем вправе гордиться всякий причисляющий себя к русской культуре и нации. С другой, во всей обозримой исторической перспективе жили и живем мы большей частью так плохо и скудно, что порой начинаем завидовать тупым, примитивно мыслящим, а то и умственно ограниченным народам, сумевшим организовать себе сносное, а то и комфортное существование.
Люди прошлого, как это ни странно, двести с лишним лет назад были точно такими же, как в нашу просвещенную эпоху. Разница была разве что в темпе существования, а все остальное составляющее основу нашей жизни, от лени и разгильдяйства, до неприкрытого холуйства, оказалось тем же самым, что и в XXI веке. Так же невозможно было ни от кого ничего добиться, так же перед любым начальством народ вынужден был ползать на брюхе. Иногда даже получая от этого мазохистское удовольствие. Даже воровство и вымогательство были родными и привычными. Так что разница между эпохами проявилась в более качественной пище и меньшими возможностями развлечься. Короче говоря, хлеба было больше, а зрелищ меньше.
Выжить мне удалось довольно просто. Сначала повезло тем, что я попал в имение своего однофамильца, как позже выяснилось моего прямого предка. Потом проявились способности
