Грешница

Потом они вернулись к кровати, и бабка Ульяна положила мне руку на лоб. Я хотела открыть глаза, еще раз попытаться поздороваться со старушкой, но веки не подымались.

— Поверь мне, батюшка, никак не может она выжить, лихорадка ее сожжет, — сказала бабка Ульяна.

— Посмотрим, — ответил Алексей Григорьевич, поднял мою голову вместе с подушкой и усадил в кровати.

Он открыл мне рот, что-то в него насыпал и заставил выпить воду. Я через силу сделала несколько глотков. Он помог мне снова лечь и укрыл одеялом.

Однако теперь я не заснула, а сразу выздоровела. Я вскочила с постели, выбежала из господского дома и побежала босиком по пыльной дороге. День был ясный, солнечный, кругом пели птицы, на обочине росли большие, красивые цветы. Мне было так легко и вольно, словно я летела по воздуху, не касалась ногами земли.

«Наверное, это смерть, — подумала я, — значит, я скоро увижу Господа». Я бежала все быстрее и быстрее, потом, поднялась в воздух и полетела в чистое небо. От близкого солнца мне сделалось так жарко, что стало нечем дышать.

Я распахнула на груди салоп и вдруг увидела, что я совсем голая.

— Пойду я барин, — сказал знакомый голос бабки Ульяны. Потом старуха спросила. — Тебя, случаем, не Алексеем зовут?

— Ты откуда меня знаешь? — удивился он.

— А меня зовут Ульяной, — подумав, сказала старуха.

— Я знаю, мне говорили.

— Может, ты меня припомнишь? — спросила она.

— Мы что знакомы? — с большим удивлением, спросил он. — Мне кажется, я вас никогда не видел.

Во время их разговора, я открыла глаза и поняла, что лежу все в той же комнате, на той же кровати, одеяло отброшено, и на меня смотрят две пары глаз. Я охнула, и спешно прикрылась. Бабушка Ульяна, посмотрела на меня, кивнула, и пошла к дверям.

— А дар? — остановил ее Алексей Григорьевич.

— Будет ей дар, — ответила она и исчезла из комнаты.

От недавнего полета и солнечного жара у меня совсем пересохло горло, и я попросила пить. Алексей Григорьевич быстро подошел, приподнял мне голову и напоил. Мне сразу стало легче. Я откинулась на подушку, закрыла глаза и, кажется, опять заснула.

Но долго спать не пришлось, скоро меня разбудили странные голоса. Они были не простые, а как будто сказочные. Я таких еще никогда не слышала. Говорили тихо и тонко, так, как будто здесь было много, много людей.

Я испугалась, и села на постели. В комнате никого кроме нас с Алексеем Григорьевичем не было. Он крепко спал на лавке возле окна и даже храпел.

Я зажала уши ладошками, но голоса не стихли и продолжали что-то бубнить. Разобрать, кто и что говорит, я не смогла, они это делали все разом, заглушая друг друга. Ни одного из них я никогда раньше не слышала.

Где взять похмелиться? — вдруг, явственно, сказал невидимка. — Буфетчик, сволочь, просто так не нальет, попросит пятак. Разве что у Машки лафитник выпросить, она сейчас с барином, — дальше следовало очень грубое слово. — Только не даст, сука. После того раза, когда я напился и не смог, она на меня злая. Или может продать кому рубаху… И зачем я вчера, дурак, так нажрался… Башка трещит, — напоследок, уже неразборчиво, добавил голос, чем-то напомнивший мне нашего лакея Степку.

Я вспомнила, что он раньше махался с Маруськой, а потом между ними словно пробежала кошка.

Запалить бы их всех, и пропади они пропадом, — сердито сказал еще кто-то, как мне показалось, прямо за нашими дверями. — А эта дура деревенская до сих пор почему-то не сдохла. Ничего, все равно изведу, не мытьем, так катаньем.

Мне показалось, что это говорилось обо мне, и я подумала, что помутилась рассудком. Чтобы ничего не слышать, я спрятала голову под подушку, но это не помогло. В ушах звучали все новые и новые голоса. Мне стало так страшно, что захотелось бежать, куда глаза глядят. Я быстро села на постели, но голова закружилась, и пришлось снова лечь.

— Барин! — тихонько, позвала я Алексея Григорьевича.

Он приподнял голову, посмотрел в мою сторону сонными глазами, вздохнул, и опять лег на свою лавку.

Как там девочка? — спросил он и сам же ответил. — Слава Богу, выздоравливает. Если бы не антибиотик… Интересно, что за дар даст ей старуха?

Все это он говорил, не открывая глаз и рта, и к тому же незнакомым, сонным голосом. Когда он помянул о даре, я вспомнила их разговор с бабушкой Ульяной перед ее уходом. Не такой уж я была дурой, чтобы не догадаться, что со мной произошло что-то необычное. Видно, старуха, меня заколдовала, и я начал слышать чужие мысли. Теперь, когда я задумалась сама, голоса почти затихли. Пока я не знала радоваться мне такому подарку или печалиться. Знать о чем думают люди, наверное, интересно, но когда у тебя в голове все время звучат чужие мысли…

Алексей Григорьевич, между тем, окончательно проснулся, сел на лавке и посмотрел в мою сторону.

Как бы ее не разбудить, — подумал он, — бедная девочка, совсем измучилась.

Мне стало приятно, что он так обо мне заботится, и я приподнялась на подушке. Он этого не заметил, встал и на цыпочках подошел к кровати. Я прикрыла глаза и наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Он долго меня рассматривал, хотел потрогать лоб, даже протянул руку, но потом не решился беспокоить.

Чудо, как хороша, — подумал он, — ей бы чуть косметики, была бы настоящей красавицей.

Потом он начал вспоминать, что мы с ним недавно делали и стал представлять всякие глупости о которых я даже слышать не захотела, а потому открыла глаза и спросила:

— А что такое «кометики»?

Он так удивился моему вопросу, что даже отшатнулся. Потом сел рядом со мной и взял за руку:

— Повтори, что ты сказала?

— Что это за кометика такая, чтобы стать красивой? — застеснявшись, повторила я и, отняв у него руку, поправила на груди косу.

Неужели она понимает мысли? — спросил он про себя.

Я не поняла, как он к этому относится, но вид у Алексея Григорьевича был напуганный. Я еще сама не поняла, хороший мне достался дар от бабушки Ульяны или плохой, может быть, для девушки так поступать зазорно и потому, сказала:

— Если это нехорошо, то я большее не буду.

— Погоди, значит, ты поняла, о чем я подумал? — спросил он, пристально глядя мне в глаза.

Врать мне не хотелось, но и сознаваться я боялась. Вдруг он, все-таки, плохо обо мне подумает, потому ответила осторожно:

— Не знаю, мне показалось, что ты так думаешь.