то, что умирать даже летом очень холодно.
Когда я пришла в себя и смогла видеть, что вокруг происходит, мертв был не только урядник, но и пристав. Он неподвижно лежал на спине с залитой кровью грудью. Только руки и ноги у него дрожали, будто он пытается встать, но на это у него не хватало сил. Мозг его уже потухал, и я ничего не услышала.
Все это произошло так быстро, что никто из зрителей не двинулся с места. Я посмотрела в сторону острога и увидела там большого волка с окровавленной пастью. Он смотрел на нас. Мне почему-то сделалось любопытно, пойму ли я о чем он думает.
— Аля, уходи, только медленно, — отчетливо то ли подумал, то ли сказал Алеша.
Но я не смогла сдвинуться с места. Меня буквально придавила к земле волна нечеловеческой, звериной ненависти исходившей от волка. Не думаю, что обычный зверь может испытывать такое чувство к определенному человеку. Волк вышел из острога, и уже был готов к прыжку, но тут раздался общий крик и все зрители бросились прочь.
Я от ужаса закрыла глаза и не видела, что происходило дальше. Пришла в себя, только тогда когда прозвучало несколько выстрелов. Алеша лежал на земле, и я решила, что он убит. Ко мне разом вернулись силы. Я бросилась к нему, опустилась рядом с ним на землю. Он посмотрел на меня перевернутыми глазами. В них была какая-то непонятная тоска и боль.
— Ну что ты, уже все кончилось, — сказал он, пытаясь улыбнуться.
— Я так испугалась, — прошептала я с огромным облегчением. — А где волк?
Он посмотрел в сторону забора. Серый разбойник лежал там. Возле него уже собирались любопытные.
— Откуда он мог там взяться? — спросила я, помогая Алеше встать на ноги.
Ран на муже не было, но то, что ему очень больно я чувствовала и старалась действовать осторожно.
— Пойдем, посмотрим, что там делается, — сказал он и, придерживая больную руку, пошел к острогу.
Там уже стояло несколько мужиков и с опаской заглядывали внутрь. Сторож крикнул в дверь тоскливым голосом:
— Есть там кто живой, выходи!
Сторожу было так страшно, что заглянуть внутрь он не согласился бы ни за какие деньги.
— Ну, что ты попусту кричишь, сходил бы лучше за фонарем, — приказал ему Иван.
Тот поклонился и довольный побежал прочь от страшного места.
Оставшиеся дворовые мужики стояли так, чтобы не поворачиваться к острогу спиной.
— Ну, что ты вся дрожишь, — ласково сказал мне Алеша, — ничего страшного не произошло. Сейчас зайдем и посмотрим, что там внутри.
— Только ты, пожалуйста, туда не ходи, — попросила я. — У тебя болит рука, если там на вас кто-нибудь нападет, ты ничего не сможешь сделать.
— Все страшное уже позади, — сказал он. — К тому же я не один.
— Если так, то я пойду с вами, — твердо сказала я.
— Там сильная вонь, — предупредил Алеша.
— Ничего, я и не к такому привыкла, как-нибудь выдержу!
— Как знаешь, — согласился он, и мы вслед за Иваном вошли внутрь острога.
Алеша был прав, вонь там была ужасная. Я даже не могу передать, что это был за запах. Меня сразу же начало тошнить, но из упрямства я не вернулась. Иван, сделал несколько шагов вглубь помещения, остановился и осветил фонарем какие-то окровавленные тряпки. Я присмотрелась и увидела, что из остатков платья торчит человеческая рука.
— Аля, тебе лучше уйти, — сказал Алеша, сдавленным голосом.
— Нет, я с тобой! — отказалась я, прижимаясь к нему, но он обнял меня за талию и насильно отвел к выходу.
— Уходи, тебе здесь нечего делать!
Уже во дворе мне стало совсем худо: не хватало воздуха и казалось, что смрад пристал ко всему телу. За всю свою жизнь я не видела ничего подобного. Меня тут же окружили любопытные и засыпали вопросами. Я только отмахивалась и старалась отдышаться. Выручил меня Алеша. Он скоро вышел из темной и подошел ко мне. Лицо у него было бледным и мокрым от пота.
Вслед за ним показались Иван с тюремным сторожем. Тот был напутан до полусмерти и клялся, что никого в острог не пускал. Его успокоил Иван, сказал, что в случившемся его вины нет. Однако сторож продолжал твердить одно и то же, теперь обращаясь не только к нам, но и ко всем кто здесь собрался. Алеша со значением посмотрел на меня, и я проверила, говорит ли старик правду. В его мыслях не было ничего кроме страха перед будущим незаслуженным наказанием. Я посмотрела на Алешу и отрицательно покачала головой. Он кивнул и успокоил старика, что его за то, что случилось, сечь не будут. Сторож ему не поверил и продолжал причитать и божиться. Мы отошли от него, чтобы он успокоился.
— У меня что-то с плечом, кажется вывих, — пожаловался нам с Иваном Алеша. — Руку не могу поднять.
— Это ничего, ваше благородие, — успокоил его Иван, схватил за запястье и сильно дернул руку.
Алеша закричал и, не сдержавшись выругался. Зрители, услышав народные слова от ученого лекаря, одобрительно зашумели. Алеша попенял Ивану за то, что тот его не предупредил, пошевелил вправленным плечом и поблагодарил костоправа. Мы теперь стояли втроем и старались надышаться свежим воздухом.
— А ведь это он тебя, Алёша, хотел загрызть, — вспомнив, звериную ненависть волка, сказала я.
— Почему именно меня? Кто подвернулся, того бы и загрыз, — ответил он.
Я не согласилась и объяснила.
— Он, почему-то, именно тебя больше всех ненавидел.
Если бы мне пришлось объяснять, почему я так твердо в этом уверена, я бы не смогла этого сделать. В тот критический момент, ко мне в голову со всех сторон поступало очень много информации. Я не все поняла и запомнила и не могла так сразу разложить по полочкам. Но две самые сильные эмоции, перебили остальные. Ненависть волка к Алеше и его страх за меня. Все это я ему и рассказала.
— Такого быть не может, — покачал головой муж. — Зверь он и есть зверь. Он кого-то конкретного ненавидеть не может, я оказался у него на пути, поэтому он на меня и напал.
Неожиданно в разговор вмешался Иван.
— Братцы, вы, что не понимаете! Это же был оборотень, как пить дать, оборотень!
— Что значит, оборотень? — удивился Алеша. — Оборотней не бывает.
— То и значит, что давешний барин в остроге обернулся в зверя, порвал свою бабу, а потом пытался отомстить тебе! — уверено сказал Иван.
— Да брось ты, это все сказки! — вслух сказал Алеша, а сам подумал, —
— Плох, отходит, — коротко ответил тот.
