поздоровался со мной со всей любезностью, на которую в тот момент был способен. В ответ я едва ему кивнула. Однако моя холодность Василия Ивановича нисколько не обескуражила. Он улыбнулся своей очаровательной беззащитной улыбкой и, осуждающе качая головой, посетовал, что я его совсем забыла.
— Ах, милая Алевтина Сергеевна, — с неподдельной печалью в голосе, сказал он, — если бы вы знали как я вас ждал все это время! А вы не нашли даже минутки навестить бедного страдальца!
Я так удивилась и его тону и упреку, что не нашла что ответить и пожала плечами.
— Я знаю, вы на меня сердитесь, но право это совсем зря. Разве можно упрекать мужчину за то, что он влюблен в красивую женщину!?
— Наверное, нельзя, — помедлив, ответила я.
— Вот, вы сами со мной согласны, а при том продолжаете сердиться! Давайте поскорее помиримся и все забудем!
Как ни наивна я была, но мириться с этим человеком после всего, что он совершил, не стала бы ни в коем случае. И забывать я тоже ничего не собиралась.
— Я признаю, — продолжил он, не дождавшись ответа, — что между нами вышло маленькое недоразумение, но кто старое помянет — тому глаз вон. Я осознал свою вину и готов перед вами извиниться.
От его простоты я, просто, растерялась. И, что удивительно, Василий Иванович был совершенно искренен, и говорил то, что думает.
— Хорошо, извиняйтесь, — согласилась я.
Трегубов опять нежно, улыбнулся и сказал:
— Раз, два, три, все забыто! Ну, вот теперь мы с вами опять друзья и можно считать, что между нами больше нет никаких неудовольствий!
Я неопределенно покачала головой. Мне не понравились ни такое странное, игривое, извинение, ни то, что он при этом думал.
— Теперь я буду рад получить от вас бумаги, которые мы сгоряча составили! — сказал он. — Вам они без пользы, а мне будет забавно почитать их как-нибудь на досуге.
И опять я не нашлась, что ему ответить и промолчала. Трегубов состроил мне глазки и шутливо погрозил пальцем.
— Я вижу, вы хотите меня немножко помучить! Воля ваша, но я и так уже настрадался без вашего общества!
— Зачем же мне вас мучить, — наконец, ответила я ему в тон. — Бумаги серьезные и мне будет жаль с ними расставаться. Пущай они лучше будут у меня.
— Зачем они вам?! — удивленно воскликнул он. — Что за нужда такой красавице пачкать пальчики в чернилах!
— Ну, что не говори, а на право собственности всегда требуются документы.
— Право собственности? — воскликнул Трегубов и рассмеялся. — На что?
— На Завидово, — ответила я — и на другие ваши имения.
— Так вы приняли ту шутку всерьез? — он так веселился, словно я говорила что-то очень смешное или нелепое.
— Более чем и собираюсь взыскать ваши обязательства согласно закону, — без улыбки ответила я.
Василия Ивановича мои слова заметно расстроили, он даже слегка нахмурил брови.
— Ну, право, я даже не знаю, что на это сказать! У всякой шутки должен быть край. К чему нам с вами ссориться по пустякам!
— Согласна, давайте не ссориться, признайте свои обязательства и разойдемся друзьями, — ответила я в его же тоне.
— Но, как же такое можно даже помыслить? Вы претендуете, на мое состояние, коего не добивались непомерно тяжелой службой, а напротив! Мне сие имущество пожаловано самой императрицей Екатериной Алексеевной, а вы, какое имеете к нему касательство?
— Ровно то же что и вы, любезнейший господин Трегубов. Только вы за это имущество не рисковали жизнью, а против того, получили его за несказанное удовольствие, дарованное вам императрицей, а меня вы пытались убить. Разве это не достойная заслуга?
Не знаю, откуда у меня брались такие слова. Раньше я никогда не говорила подобным стилем, но то, как я все это сказала, мне понравилось.
Василий Иванович был удивлен без всякой меры и сердито воскликнул:
— Это как убить? Я вас хотел убить? Опомнитесь, любезнейшая, с чего вам такое взбрело в голову?
— Нынче ночью мне даже пришлось стрелять, чтобы сохранить свою жизнь! — объяснила я.
— Нынче ночью? — озабочено спросил он. — Так это вы говорите об малом Евстигнее? Так вы в нем совсем не ошибаетесь! Он добрый малый, мухи не обидит, и лишь хотел с вами пошутить. Но, если вы к нему в претензии, то я тотчас велю его изловить и выпороть на конюшне!
Пожалуй, только сейчас я стала полностью согласна с Алешей, в оценке этого нежного и красивого человека. Он совершенно искренне не замечал вокруг никого кроме самого себя. Люди ему были нужны только для того, чтобы они заботились о нем, доставляли удовольствия. Я по молодости еще не способна была понять, что это тупость ума или непомерные гордыня и себялюбие. Не будь я в тот момент так зла на него, возможно слова мои не были бы так жестоки, но в тот момент в моей душе не осталось ни капли христианского милосердия.
— Зачем же вы, Василий Иванович, будете пороть моих людей? — сказала я вставая. — Теперь вы тут не хозяин, а гость, и то лишь, о тех пор, пока не поправитесь. А после того, милости попрошу, убраться отсюда вон!
— Помилуйте, Алевтина Сергеевна, — попытался он остановить меня, протягивая со своего инвалидного кресла руки, — что же будет со мной? Вы хотите оставить меня без куска хлеба, обречь на прозябание и голодную смерть?
— Думаю, вам, любезнейший Василий Иванович, смерть от голода не грозит. Найдете еще одну богатую старушку, и она вас прокормит. У вас такое большое достоинство, что многие женщины будут счастливы, обменять обладание им на ваш кусок хлеба.
— Но, как вы можете, сравнивать великую императрицу, со всякой старухой! — начал возмущенно говорить он, но я уже не слушала и ушла в свои покои.
Этот странный разговор оставил на душе очень нехороший осадок. Я помнила предсказание Костюкова, что жить Василию Ивановичу осталось совсем немного, и все равно не сдержалась и постаралась уколоть его как можно больнее.
Не знаю, что, эта ли ненужная жестокость или, просто, таковой была моя судьба, но с момента расставания с Трегубовым, меня начали преследовать неудачи. Когда я подходила к своим дверям, у меня с пальца соскользнуло обручальное кольцо. Оно звякнуло об пол, я даже видела, куда оно упало, как крутилось на месте, но когда я наклонилось за ним, его на полу не оказалось. Я опустилась на корточки и внимательно осмотрела весь небольшой тупичок перед нашими дверями, перетряхнула половик, оно бесследно исчезло. Полы в том месте, как и все остальные в доме были новыми, без щелей, и закатываться кольцу было просто некуда.
Сначала я искала его сама, потом позвала в помощь горничную девушку. Она даже принесла свечной фонарик, и мы с ней осмотрели каждую пядь пола. Все было без результата. Чтобы на смех слугам не ползать целый день по полу на коленях, я, в конце концов, прекратила это бесполезное занятие.
