комнате совсем голым, с трудом натянула рубашку. Потом начала приводить в порядок постель и себя. Позволить застать себя кирасирам в таком виде, было немыслимо. Я представила, что сюда соберется вся команда блестящих гвардейцев, а я буду жаться в углу растерзанная, нечесаная с зареванным лицом. Они будут смотреть на меня с презрительным сочувствием, и задавать вопросы, на которые женщине ответить бывает просто невозможно. Двигалась я с трудом. Все тело было разбито, даже голова плохо соображала. Но страх придал силы. Все-таки я сдвинула на край постели тяжеленного «любовника», сняла и застирала простыню, чтобы хоть немного скрыть следы ночного непотребства. И только тогда, наконец, занялась собой.
После этого началось самое сложное. Гребешка и зеркальца у меня не было. Волосы по понятной причине были растрепаны и спутались. Я попыталась хоть как-то их пригладить, заплести в косу, но скоро поняла всю тщетность усилий. От одного только вида моей головы ни у кого не останется сомнений, как я провела эту ночь. Пришлось, преодолевая страх и отвращение, раскрыть дорожную сумку покойного.
Человеком Иоаким Прокопович оказался запасливым и аккуратным. С таким не пропадешь где угодно, даже в раскольническом скиту. В карманах его сумки нашлось все необходимое для путешественника: зеркало, волосяная щетка, черепаховый гребень, бритва, даже флакон с нюхательной солью. Еще там была изрядная сума денег в двести сорок рублей ассигнациями. Деньги меня не заинтересовали, как и запасной парик, а вот зеркало и гребенка оказались больше чем кстати, и я их забрала себе.
По моим подсчетам было уже около шести утра, и времени у меня почти не оставалось. Постепенно я приходила в себя и отчаянье быть застигнутой врасплох, придало силы.
Я быстро расчесала спутанные космы, отыскала разбросанные по комнате шпильки и, собрав волосы по моде вверх, сколола их в небрежную прическу. Теперь из зеркала на меня смотрела очень милая, немного бледная девушка с темными кругами под глазами и загадочной грустью.
Когда самое трудное осталось позади, я немного успокоилась. Мои конвоиры уже проснулись, и со двора слышались веселые мужские голоса. Я выглянула в окошко, но оно выходило на стену конюшни и ничего рассмотреть оказалось невозможно. Впрочем, все понятно было и так, судя по крикам и смеху, кирасиры умывались возле колодца.
На покойного Иоакима Прокоповича я старалась не смотреть.
Отчего он умер, было непонятно, может быть, просто, не выдержало сердце от восторга первого обладания женщиной. Жалела только, что этот восторг не убил его раньше того, как он измучил меня до полусмерти.
Голоса во дворе смолкли, и я догадалась, что мои конвоиры кончили умывание и отправились завтракать. Это значило, что скоро нам с Иоакимом Прокоповичем принесут еду и тогда все раскроется.
Я осмотрела комнату. На первый взгляд ничего не говорило о бурной ночи, только что мертвец лежал в очень короткой рубашке, из-под которой виднелась его неприлично большая часть тела. Натянуть на него подштанники я бы никак не смогла и, догадалась, просто прикрыла тело одеялом.
Наконец у нас с Иоакимом Прокоповичем все было «в порядке», осталось только придумать правдоподобное объяснение, как я провела эту ночь, и почему не заметила смерти своего тюремщика. Выход оказался один, соврать, что ничего не слышала и спала сидя на стуле возле окна.
Я поставила в угол комнаты топорной работы стул, села ожидать скорой развязки и на меня навалилась сонливая усталость. Время шло, по моим расчетам нам давно должны были принести завтрак, но так никто и не пришел.
Самой стучать в дверь и звать на помощь я не осмелилась, так и села на стул возле окна, пока незаметно для себя не задремала.
— Эй, красавица, просыпайся, царство небесное проспишь, — окликнул меня незнакомый голос, и чья-то требовательная рука потеребила плечо.
Я открыла глаза и испугано вскочила на ноги. Передо мной стоял незнакомый пожилой человек в простой холщовой рубахе и форменной шапке станционного смотрителя. Кроме него в комнате оказался молодой человек в гвардейском мундире. Он стоял ко мне спиной и рассматривал «спящего» Ломакина.
— Что случилось? — испугано спросила я. — Уже пора ехать?
— Не столько пора, сколько поздно, — невесело пошутил старик. — Что с это твоим знакомцем сталось?
— С кем? — спросила я, сделав вид, что не поняла, о ком он спрашивает.
Молодой человек оглянулся и с интересом на меня посмотрел. Внешне он был очень симпатичный, стройный и с усами.
— Сударыня, — обратился он ко мне, — я флигель-адъютант граф Татищев. Вы не знаете, что случилось с вашим, — он запнулся, не сразу подобрав подходящего слова, — с вашим спутником?
— С этим господином? — уточнила я, указав на кровать. — Он спит.
— Вечным сном, — пробормотал себе под нос станционный смотритель.
— И давно он так, — Татищев, усмехнулся одними губами, — спит?
— Я не знаю, этот господин рано лег, потом ночью вставал, — начала я и тут с ужасом увидела корыто с мыльной водой и пустое ведро. — Я уже спала, не знаю, — пробормотала я. — Кажется, он что-то стирал…
— Между прочим, — со значением сказал он, — ваш спутник мертв!
— Как мертв? — удивленно переспросила я и медленно опустилась на свой стул. — Вы шутите? Он еще недавно храпел!
— Хрипел, — опять поправил станционный смотритель.
— Скончался ваш новый знакомый, — ответил он мне, — скорее всего от удара. Поэтому нам на какое-то время придется здесь задержаться.
— Какой ужас! — воскликнула я, и грациозно всплеснула руками, что Татищев невольно отметил. — Он казался таким здоровым!
— Увы, мы не властны над своим животом, о нем думают в другом месте, — пошутил Татищев, поднимая глаза к потолку, а сам подумал. —
— Да, все в руках Божьих, — подтвердила я, — но когда здоровый человек так внезапно умирает это всегда неожиданность. А может быть, он чем-нибудь болел? Он так странно себя вел, за все время не сказал мне и двух слов.