– Ты издалека? – спросил меня Маленький Скорпион.
На самом деле у него было свое имя, но для простоты я буду называть его так.
– Издалека! – воскликнул я. – Скажи, этот старик – твой дедушка?
– Да. Он считает, что все беды происходят от иностранцев, поэтому очень боится их.
– Он тоже ест дурманные листья?
– Представь себе, ест, хотя они и завезены из-за границы. Он думает, будто позорит этим иностранцев.
Вокруг уже толпилось немало прохожих, которые смотрели на меня, разинув рты и округлив глаза, словно на чудище.
– Нельзя ли нам найти для беседы местечко поспокойнее?
– Куда мы ни пойдем, они двинутся за нами, так что давай говорить здесь. Они совсем не слушают нас, только глазеют на тебя.
Прямота Маленького Скорпиона мне очень нравилась.
– Ладно, останемся здесь. Расскажи о своем отце.
– Он прогрессивная личность, по крайней мере был ним до двадцати лет. Тогда он выступал против дурманных листьев, но потом унаследовал дедовскую рощу. Еще он ратовал за свободу для женщин, а сейчас не пускает тебя к нам, потому что у него в доме женщины. Дед часто говорит, будто я тоже таким стану: в зрелые годы все вспоминают заветы предков. Дед, кроме заветов, ничего не знает. Отец – тот немного другой. В молодости он даже подражал иностранцам, а сейчас использует свои знания, чтобы на всем наживаться. Когда надо применить новинку, он ее применит ради выгоды, но в главном они с дедом одинаковы.
Рассказ собеседника ошеломил меня, и я зажмурил глаза. Мне показалось, будто он нарисовал картину общественного круговорота. Вне круга что-то мерцает, но внутри царит кромешная, все сгущающаяся тьма. Развеется ли когда-нибудь тьма – это целиком зависит от таких, как Маленький Скорпион, думал я, хотя еще не знал ни его подлинных взглядов, ни его возможностей.
– А ты ешь дурманные листья? – вдруг спросил я, точно в этих листьях крылись истоки всех бед.
– Ем, – ответил Маленький Скорпион.
Картина общественного круговорота еще больше затуманилась.
– Почему? Извини за бесцеремонность.
– Потому что без них нельзя бороться.
– Бороться? Может быть, приспосабливаться?
Маленький Скорпион долго молчал.
– Да, пожалуй, приспосабливаться… – ответил он наконец. – Я был за границей, повидал мир, но среди народа, который ничего не желает делать, можно только приспосабливаться, иначе не проживешь.
– А сам ты разве не способен действовать?
– Бесполезно! Что значу я один против глупой, наивной, жалкой и переменчивой в своих настроениях толпы; против солдат, которые умеют только махать дубинками, грабить дурманные рощи да насиловать женщин; против многомудрых, корыстолюбивых, близоруких и бесстыдных политиканов? В конце концов, своя голова дороже…
– И так думает большинство молодежи?
– Что? Молодежи? У нас такой нет. Вернее, она определяется только возрастом, а вслед за ней идут старые… – Он, наверное, выругался, но я не понял. – Наши молодые иногда древнее стариков, похуже моего папаши…
– Надо помнить о влиянии дурной среды, – попытался я его смягчить. – Не будем чересчур строги.
– Дурная обстановка, конечно, мешает, но ведь она способна и пробуждать! Молодежь должна быть живой, а мои сверстники с самого рождения какие-то полумертвые. Они всем недовольны, однако стоит им почуять малейшую выгоду для себя, как их сердца черствеют…
Теперь я уже встревожился.
– Ты, наверное, преувеличиваешь. Не обижайся на мои слова, но стоит ли превращаться в рассудочного пессимиста, которому не хватает смелости? Свое неумение действовать ты объясняешь чужими грехами, поэтому в видишь все в мрачном свете. Оглянись вокруг, мир не покажется тебе таким уж безнадежным.
– Возможно, – усмехнулся Маленький Скорпион. – Но эту исследовательскую работу я предоставляю тебе. Ты прибыл издалека и, наверное, увидишь все яснее меня.
Окружавшие нас зеваки, в свою очередь, уже изучили, как я моргаю и открываю рот. Теперь их любопытство сосредоточилось на моих штанах. У меня была еще масса вопросов к Маленькому Скорпиону, но вокруг не осталось ни глотка свежего воздуха. Я попросил собеседника найти мне какое-нибудь пристанище. Он сначала тоже посоветовал идти в иностранный квартал, причем его доводы были более вескими, чем у кошачьих иностранцев. Наконец он сказал:
– Я не думаю, чтобы ты всерьез занялся изучением нашей жизни, твоя горячность скоро испарится. Но если ты в самом деле решил жить здесь, я могу подыскать тебе место. Правда, оно хорошо лишь тем, что в том доме не едят дурманных листьев.
– Главное, чтобы было место, а остальное пустяки! – воскликнул я, стараясь отогнать от себя мысль об иностранном квартале.
14