«И все-таки, – думала она, – как они – такие разные – уживаются между собой?» В ее голове никак не стыковались «три товарища» и силовики, парочка отличниц и вульгарная Янка, а ведь были еще и другие, менее яркие и заметные.
И какое место в этом классе должна занять она сама?
Погруженная в свои мысли, Света дошла до дома.
Гречихин и Эльбаум тоже отправились по домам, чтоб собраться на тренировку. Но у Гречихина, как назло, вместо тренировки в голове была Лагутина.
Из-за нее он все время отвлекался, и что уж совсем непозволительно, впадал в мечтательность. Между прочим, это очень опасно – отвлекаться во время тренировки. Гречихин, забывшись, уронил гантели, и если бы Эльбаум не отпрыгнул, то получил бы перелом стопы.
И тренер остался недоволен Гречихиным. Одним словом, одни неприятности от девчонок!
Возвращаясь домой, Гречихин ругал себя последними словами и поклялся, что больше никогда! Страшным усилием воли он заставил себя выкинуть Лагутину из головы.
Глава 6
Не наша Маша
Три товарища тешили себя надеждой, что обещанные Жанной диктанты как-нибудь забудутся.
Поэтому выходные они провели, занимаясь каждый своим любимым делом. А именно: Егор бренчал на гитаре, Андрей возился с компьютерным железом, Макса его друзья-актеры пригласили в театр на премьеру спектакля.
Естественно, в понедельник ни один из них не был готов к диктанту. Однако классная Ольга Петровна огорошила их, напомнив о наказании. Хорошо еще, что Петровна не стала говорить об этом при всех. Настроение у друзей испортилось. Во-первых, диктант надо было писать после уроков; во-вторых, ни одному из товарищей не улыбалось провести лишний час в обществе нудной русички. И вообще, какой может быть диктант, когда вокруг кипит жизнь, когда надо успеть переделать множество интересных и полезных дел! Неудивительно, что наши друзья приуныли.
Последним уроком должна была быть литература. То есть смыться никак невозможно. Печатная Машинка просто не выпустит их из кабинета. Макс даже хотел удрать с уроков, чтоб не оставаться на злосчастный диктант. Он попытался уговорить друзей, чтоб те его прикрыли в случай чего. Но и тут ему не повезло. Дашка вцепилась в Андрея и всеми правдами и неправдами уговорила с достоинством принять наказание. Она и Егора застыдила, назвав легкомысленным и безалаберным человеком. Таким образом, Макс остался в одиночестве. И, хотя Дашкины аргументы на него не действовали, к мнению друзей он вынужден был прислушаться.
Егор заявил, что он не ребенок и вполне способен отвечать за свои поступки. Андрей же пробурчал что-то типа: «А че, если надо, так надо...».
Злой на друзей Макс оставшиеся уроки подбрасывал ручку и учил одноклассников играть в «пипидон». Игра распространялась по классу со скоростью морового поветрия, даже девчонки подключились. Особенно ловко получалось у Янки Рыбиной.
Во время уроков то и дело раздавались возгласы «пипидон!». Учителя вздрагивали, делали замечания, даже ставили двойки. Но игра продолжалась. Наташа Войтко не выдержала и заявила, что в бермудском треугольнике исчезают последние надежды класса.
Наконец ребята переместились в кабинет русского языка и литературы. Здесь их поджидала новость.
Вместо русички Натальи Николаевны в кабинет вошли завуч и молоденькая незнакомая девушка. Завуч была настроена весьма благодушно. Она милостиво оглядела класс, разрешила сесть и представила незнакомку:
– Ребята, я хочу представить вам Марию Владимировну, – медоточиво улыбаясь, сообщила Хавроша.
Девушка слегка поклонилась и тоже улыбнулась. Класс застыл. «Хороша Маша...» – донеслось с задних рядов. «Да не наша...» – подхватил кто-то из парней.
Хавроша погрозила пальцем:
– Прекратите паясничать! – И продолжила: – Мария Владимировна будет вести у вас русский язык и литературу до тех пор, пока не вернется Наталья Николаевна.
Она повернулась к девушке:
– Ну вот, приступайте, и построже с ними! Если что, обращайтесь прямо ко мне.
– Спасибо, – поблагодарила Мария Владимировна.
Хавроша с достоинством удалилась.
Класс с интересом уставился на молоденькую учительницу. По виду ей можно было дать не больше двадцати. Она казалась совсем юной: невысокая, пухленькая, со светлыми вьющимися волосами и огромными серыми глазищами. Когда она улыбалась, на ее щеках играли милые ямочки. И вообще, она выглядела милой и очень хорошенькой. Даже строгий серый костюм не портил ее. Парни заметно притихли, девчонки напряглись. А Мария Владимировна еще раз поздоровалась и предложила поговорить о преемственности в русской поэзии. Видя, что ее предложение не вызвало энтузиазма, учительница спросила:
– А знаете ли вы, что Маяковский считал Пушкина «своим»?
– Да ну, – высказался кто-то, – взвейтесь, развейтесь... При чем тут Пушкин?
Мария Владимировна усмехнулась и продекламировала: «Ваш муж дурак и сивый мерин, будьте обязательно моя!»
– Так Маяковский перефразировал пушкинские строки. Узнаете? – спросила она.
Ребята неуверенно засмеялись.
– Ребята, а вы Пушкина читали? – поинтересовалась она.
– У Лукоморья дуб зеленый, – выкрикнул Егор.
– Погиб поэт, невольник чести, – дополнил Андрей. Тут даже учительница не выдержала и рассмеялась.
– Это Лермонтов, – поправила она, – а самое знаменитое произведение Пушкина? «Евгений Онегин» читали?
– Чита-али, – протянул Женька Огейкин.
– И как тебе? – живо переспросила учительница.
– Да ну, скукотища, – ответил Огейкин.
– Ага, читал! В кратком пересказе! – съязвила Войтко. – Тоже мне! Огейкин-Онегин!
– Круто! – тут же вставил Макс. – У нас теперь свой Онегин!
Огейкин покраснел. Он знал, кличка теперь приклеится намертво.
– Неужели так уж скучно? – неожиданно сильный голос Марии Владимировны перекрыл шум класса. – А про ножки?
– Чего? – не понял Макс.
– Какие ножки? – спохватился Гречихин. – В смысле, чьи?
И тут Мария Владимировна еще раз удивила класс, она задорно улыбнулась и без всякой книжки, прямо так, по памяти начала декламировать:
– Это че, Пушкин? – подал удивленный голос Макс Абакумов.
– «Евгений Онегин», глава первая, – ответила Мария Владимировна.
– А я протестую! – возмутился Абакумов. – Даже в нашем классе найдутся три пары стройных ножек. – И он быстро перечислил: – У Рыбиной, у Петровой и, пожалуй, у Лагутиной.
– Абакумов, ты лучший! – Янка Рыбина обернулась и послала Максу воздушный поцелуй. Петрова вспыхнула, Лагутина вздрогнула и опустила голову. Даша возмущенно фыркнула. Войтко и Пацура застыли с надменными выражениями на лицах.