Чтоб видели злодеи в ней пример. (Из трагедии).[263] Погиб поэт, невольник чести, Пал, оклеветанный молвой, С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой. Не вынесла душа поэта Позора мелочных обид, Восстал он против мнений света Один, как прежде — и убит… Убит!!!.. к чему теперь рыданья, Пустых похвал ненужный хор И жалкий лепет оправданья? Судьбы решился приговор. Не вы ль сперва так долго гнали Его свободный, чудный дар И для потехи возбуждали Чуть затаившийся пожар?.. Что ж? Веселитесь: он мучений Последних перенесть не мог; Угас, как светоч, дивный гений, Увял торжественный венок. Его убийца хладнокровно Навел удар: спасенья нет. Пустое сердце бьется ровно, — В руке не дрогнул пистолет… И что за диво? Издалека, Подобно сотням беглецов, На ловлю счастья и чинов Заброшен к нам по воле рока;[264] Смеясь, он дерзко презирал Земли чужой закон и нравы; Не мог щадить он нашей славы; Не мог понять в сей миг кровавый, На чтo он руку поднимал!.. И он погиб и взят могилой, Как тот певец, неведомый и милой, Добыча ревности немой, Воспетый им с такою чудной силой, Сраженный, как и он, безжалостной рукой.[265] Зачем от мирных нег и дружбы простодушной Вступил он в этот свет, завистливый и душный, Для сердца вольного и пламенных страстей? Зачем он руку дал клеветникам безбожным, Зачем поверил он словам и ласкам ложным, — Он, с юных лет постигнувший людей?[266] И, прежний сняв венок, другой венок, терновый, Увитый лаврами, надели на него; Но иглы тайные сурово Язвили славное чело; Отравлены его последние мгновенья Коварным шопотом бесчувственных невежд, И умер он с глубокой жаждой мщенья С досадой тайною обманутых надежд! Замолкли звуки дивных песен, Не раздаваться им опять; Приют певца угрюм и тесен, И на устах его печать. * * * А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона: Пред вами суд и правда — все молчи!.. Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждет; Он недоступен звону злата, И мысли, и дела он знает наперед. Тогда напрасно вы прибегнете к злословью — Оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь.[267] М. Лермонтов
28 января 1837.[268]
[Висковатый. Лермонтов «На смерть А. С. Пушкина» По подлинным документам. «Вестник Европы», 1887 г., т. I, стр. 345–347]
[Мы] с Глинкою, оба полные дум о Пушкине… выйдя из-под ворот [дома, в котором скончался Пушкин]… пошли рядом, имея одну дорогу.
— У меня в кармане, — сказал Глинка, любивший тщеславиться тем, что он достает прежде многих различные стихи, пользовавшиеся рукописной славой, — прелестные стихи, которые вчера только ночью написал один лейб-гусар, тот самый Лермонтов, которого маленькая поэмка «Хаджи Абрек» и еще кое-какие стишки были напечатаны в «Библиотеке для Чтения» и которые тот, чьи останки мы сейчас видели, признавал блестящими признаками высокого таланта. Судьбе угодно было, чтобы этот Лермонтов оправдал слова бессмертного поэта и написал на его кончину стихи высокого совершенства. Хотите, я вам их прочту?
— Сделайте одолжение, прочтите, Владимир Сергеевич, — сказал я, — да только как же читать-то на морозе? А вот ведь мы в двух шагах от кондитерской Вольфа (у Полицейского моста в доме Котомина), зайдемте туда, велим дать нам по стакану кофе и займемся этими стихами.
— Ловко ли будет, — заметил мой собеседник, — читать эти стихи в публичном месте? Впрочем, в них
