Эх, детство, детство. Счастливая пора. Ну и дураки же они были! Два полуреальных существа, воевавших друг с другом тысячу лет назад. Человечек против гориллы. Слизняк против ботинка. Смешно. Впрочем, самую веселую из ТЕХ картинок вполне можно оставить в альбоме. Как однажды на уроке физкультуры все пошли в спортзал, и только любимый тобой слизняк остался в раздевалке. А школу тогда санэпидстанция проверяла, анализы делала, и поэтому весь класс поголовно притащил с собой баночки с калом. Так он – не морщись, не морщись! – взял и вывалил тебе в портфель этих анализов, сколько вместилось. Кошмар! Прямо на книги, на тетради – довеpху. Очень уж ты его довел, Боря, прости, не сумел он сдержаться и подумать о последствиях. Но шутка получилась на славу. Ты потом портфель отмывал, отмывал, а все равно целый год воняло. Почему ты испорченную вещь не выбросил, трудно понять… Ценное воспоминание. Ты, конечно, тоже не хранишь подобное, твоя обезьянья память, конечно, обучена необходимым защитным уловкам. Зато кулаки-то уж наверняка не забыли, что ты сделал с этим героем шутником, вернувшись из спортзала. По глазам видно – помнишь! В результате весь год, что ты мыл портфель, он переезжал из больницы в больницу, терзаемый не мальчишечьими болями. Диагноз был… Хотя, диагноз – не твое обезьянье дело. Мать перевела героя-шутника в другую школу, и на том ваши отношения угасли. А про орущее, извивающееся под гимнастической скамейкой тело ты правильно помнишь. Только не знаешь, что раздавленный тобой слизняк почувствовал вдруг себя человеком. И даже потом, когда покрывал рвотой подушку или с криком мочился под себя, он не утерял это святое чувство. Да, вот именно… Дураки они были, оба – сил нет смеяться!
Действие:
Тот самый, но уже без швабры. И озабоченный – совсем не наглый. И маленький. Соратник по детским играм, кол ему в зад. Только как зовут его… как звали его… убей, не вспомнить. Он был рядом, рукой подать – сидел на собственном столе, устроив куцую задницу возле телефона. И более никого. Сцена уже успела очиститься от статистов: послушные ученицы удалились, чтобы не мешать мужской беседе.
– Что с тобой сделали, бедолага, – сказал тренер почти сочувственно. – Знаешь, меня самого до сих пор пугают такие фокусы. Трудно привыкнуть…
– Мне нужен врач, – натужно сообщил пленник. – Рука.
– Да уж вижу, что стало с твоей лапой. Хорошая у меня помощница, правда? Местная звезда.
– У тебя медика здесь нет? – Майор был настойчив и проницателен, согласно должности. – Тогда развяжи меня, я сам.
Тренер отозвался:
– Борис, не будь идиотом.
Некоторое время пленник молчал, изо всех сил стараясь не быть таковым. Боль ожесточенно рвалась сквозь горло, и не хватало зла, чтобы сдерживать ее… По спине текло. Было плохо: зла не хватало… Его бывший одноклассник, как выяснилось, наоборот, пребывал в ностальгическом расположении духа:
– Ты женат, Борис?
– Странный, однако, вопрос, – постарался улыбнуться товарищ майор. – Женат семнадцать лет. Дочка есть. А ты?
– Я? У меня все в порядке. Жену-то любишь?
Гость вскинулся, дернулся. Над ним издеваются! Хотя… Не похоже. Может, и есть в этом тактический смысл – повспоминать друг у друга на груди? Со слезами умиления…
Он ответил, продолжив самоистязание:
– Ты не изменился, я погляжу. Раньше тоже, чуть что – на совесть налегал. Люблю я жену, люблю. Как пес конуру. Попробуй, не люби эту дуру, если она сразу генералу… – он вдруг замолк, прикрыв омертвевший взгляд дергающимися веками. Потому что мозг парализовало несуразным ощущением, будто он кому-то нечто подобное уже говорил. Кому? Сумасшествие…
– Чего-то у меня с головой, – уверенно прибавил майор и разлепил глаза. – Не обращай внимания.
– Да, – согласился тренер. – Да, конечно. – А твоя голова как, не дурит? У тебя, кажется, сотрясение было… Правильно, в шестом классе. Слушай, ты уж извини меня. Ну, за то… за скамейку, помнишь? Злой я был, дурак, балбес слюнявый.
– Людям твоей профессии не положено извиняться, – пошутил тренер. – Выговор дадут.
– Ничего, потерплю. Ты, помню, был хлипкий, я тебя лупил частенько. Смешное было время… Вот уж не думал, что ты спортсменом заделаешься.
– Какой из меня спортсмен? Я учу людей, девчат моих милых. А ты, оказывается, опером служишь?
Вопрос кое-что напомнил. И сразу стало легче держать боль, и глупые надежды, вызванные нежданной встречей, сразу сменились конкретными рабочими чувствами.
– Промахнулся, – сказал майор, – не опер я. Из внутренних войск, из Отрядов по поддержанию. Слыхал? Ты бы развязал меня в самом деле, а то ребята на улице начнут волноваться.
– На улице тебя только «жигули» ждут, – живо отреагировал тренер. – Точнее, во дворе, правильно? Личный автотранспорт, надо полагать. Признавайся, заправленный казенным бензином? – Он внезапно сделался серьезным. И подтянутым. Таким же, каким была вечность назад его сановная добыча. Соскочил со стола, склонился над потным телом в кресле и принялся бесстыдно шарить по чужим карманам. От него пахнуло духами.
– С-сволочь, – привычно, но искренне проговорил товарищ майор. – Кол всем вам в…
– Ага, – сказал тренер, выуживая красную книжицу. – Ну-ка, полюбопытствуем… Действительно. Демонстрации, значит, разгоняешь? Прямо с передовой к нам?
Он не ответил. Он в упор смотрел на врага, растягивая тяжелым дыханием резиновые бинты. А тот был деловит и точен в движениях, с-сволочь поганая.
– Билет, – вслух удивился враг. – На сегодня! Собираешься уезжать?
– Ты ведь пожалеешь, – прошептал майор и в очередной раз спрятал зрачки от света. – Что за мерзость у тебя тут творится… – Вдоль несуществующей руки катили волны – прямо в голову. Гигантские валы. Прилив, отлив, прилив, отлив.
– Ты собрался уезжать? – терпеливо повторил тренер.
– В командировку.
– Куда?
– В Архангельск, там же написано.
– Тоже по делу, связанному с женщиной-монстром?
– Причем здесь… Горячая точка, газеты надо читать.
– А почему ты решил, что в моем клубе можно найти женщину-монстра?
Товарищ майор не выдержал, сорвался:
– Да вы что, все тут с ума посходили! Дочку я ищу, одну из твоих учениц! У меня из письменного стола кое-что пропало… Случайно обнаружил, буквально час назад. Открыл нижний ящик…
– Какую дочку?
– Родную, идиот! Шляется сюда по вечерам, силу качает.
– Милита? Милита Борисовна…
– А-а, ты не догадывался, – хрипло обрадовался пленник. – Я тоже не догадывался, что каждый месяц плачу тебе за труды, бывшему доходяге.
Тренер сморщил лоб.
– До чего мир тесен, просто жуть. Знал я, конечно, что отец у девочки работает где-то там, мы друг о друге все должны знать. Но как-то в голову не пришло…
– Ты куда ее сегодня послал? – резко кинул вопрос товарищ майор. Постарался резко кинуть. Остаток сил собрал на это.
– Я?
– Спрашиваю официально. В клубе ее нет. Ты дал ей какое-нибудь поручение?
Тренер гадко похмыкал:
– Отвечаю официально: в нашем учреждении, в отличие от вашего, свобода, равенство и братство. Если она не пришла сегодня заниматься, значит нашла дела поважнее.
И, склонив голову набок, посмотрел на жертву. Изучал? Фантазировал? Впервые в жизни посмотрел на друга своего счастливого детства сверху вниз. А майора одолели вдруг невероятно важные фразы: его потухший было облик вновь полыхнул горячечной злостью:
