богато, вел крупную игру в клубах и, не имея собственных средств, проживал, судя по некоторым указаниям, не менее 30 000 рублей в год».
И Охранное отделение, и Департамент полиции были настороже. Постоянные учреждения подбирали документики, снимали допросы и так далее. Время от времени материалы докладывались начальству. Начальство принимало к сведению, но никаких активных мероприятий не совершало. И не подвинула дела даже такая резолюция Столыпина: «Забыл передать вам сегодня прилагаемые документы, касающиеся Мануйлова. Пора сократить этого мерзавца. (20 марта 1909 года)». Только в январе 1910 г. настало время сократить Мануйлова. В распоряжении Охранного отделения накопилось достаточно материалов о шантажной деятельности Мануйлова, а кроме того пошли слухи о том, что Мануйлов вступил в сношение с В. Л. Бурцевым и собирается продать ему важные документы. Между прочим, департаментом бы-{140}ло перлюстрировано письмо небезызвестного Череп-Спиридовича следующего содержания:
«Независимо от сего мне сообщают, что бывший агент Ив. Фед. Мануйлов запродал за 150 000 фр. массу документов революционеру Бурцеву и получил в задаток 20 000 фр. Бурцев уехал будто бы в Америку собирать деньги на это и на пропаганду, а Мануйлов будто бы продолжает собирать новые разоблачения».
Это было, конечно, слишком, и власти наконец решились посягнуть на невинность Мануйлова. У него был произведен обыск в ночь на 17 января 1910 г. Начальник Охранного отделения донес на следующий день о результатах обыска. Протокол этот любопытен, и мы его приведем.
«Вследствие приказания товарища министра внутренних дел (то есть ген. Курлова), в ночь на 17 сего января по моему распоряжению был произведен обыск в квартире отставного колл. ас. Ивана Федоровича Мануйлова, причем были изъяты из его письменного стола:
1) Папка с тисненой надписью „Всеподданнейший доклад, в которой оказалась несброшюрованная тетрадь перепечатанных на пишущей машине, по-видимому, телеграмм и препроводительных бумаг из Парижа за 1904 год, частью к русским дипломатическим представителям, а часть - без указания адресатов. Привожу некоторые из копий сих документов:
„Париж 30 апреля (13 мая) А. Н. Нелидову № 92. Позволяю
себе представить вашему превосходительству статью… (в тексте пропуск заглавия)…полученную мною для напечатания в здешних газетах из Министерства внутренних дел. Почтительнейше прошу ответить мне, не встречается ли препятствий со стороны вашего высокопревосходительства к напечатанию предлагаемой статьи…“. „Париж 4(17) мая 1904 год №105. Позволяю себе представить вашему превосходительству сведения из Лондона, полученные мною от начальника французской секретной полиции“. „Париж 6(19) мая № 106. Позволяю себе представить вашему превосходительству 8 дешифрованных японских телеграмм по вопросам о Манчжурии и англо-японскому союзу“. „Париж 8(21) мая №110. Позволяю себе представить вашему {141} превосходительству копии писем, адресованных на имя известного финляндского агитатора Эрика Эрштрема, проживающего в Париже. Благодаря сотруднику я надеюсь впредь иметь корреспонденцию упомянутого Эрштрема“. „15(28) мая 1904 года № 115. В дополнение к моей телеграмме от сего 15(28) мая, позволяю себе почтительнейше представить вашему превосходительству текст двух телеграмм японского посланника в Париже г. Мотоно, адресованных в Токио, на имя Комура“.
2) Тетрадь в желтом папковом переплете, представляющая собой рукописный подлинник всех документов за 1904 год, находящихся в вышеупомянутой обложке с заголовком „Всеподданнейший доклад“. В этой тетради оказались копии шифрованных телеграмм от 22 и 26 июля 1904 года и копия телеграммы от 22 июля в Токио за подписью Мотоно; два листа доклада по делу Коковашина и восемь отдельных документов, относящихся ко времени служебной деятельности Мануйлова за границей.
3) Подлинное письмо г. Пешкова от 27 января 1907 года на бланке - „Чиновник особых поручений V кл. при Департаменте полиции“, с просьбой представить директору департамента доклад об Огюсте Дорэ, был ли он, Дорэ, посвящен в дела заграничной агентуры, и имеются ли у него данные для серьезных разоблачений по наблюдению за японской миссией, и черновик ответа по сему поводу Мануйлова от 31 января 1907 года, а также ответ от 6 июля 1907 года об итальянском подданном Инверници.
4) Черновик доклада г. Мануйлова от 29 ноября 1907 года о бывшем служащем заграничной агентуры Раковском Леониде.
5) Черновик докладной записки Якова Осиповича Маш от 5 июля 1907 года на имя директора Департамента полиции о „положении учреждений политического розыска и высшей власти на Кавказе“.
6) Синяя обложка с надписью „Разведочная агентура“, в которой оказались: черновик, без подписи, подробного доклада от 20 июня (3 июля) 1905 года, № 263, Париж, „Об организации разведочной агентуры за границей“, с указанием фамилий или псевдонимов некоторых из агентов, и {142} 7 документов, относящихся к деятельности заграничной агентуры.
7) Такая же обложка с надписью „Архив“, в которой оказались деловые бумаги, брошюры и письма в порядке, указанном на обложке: „К изданию“, „Правда о кадетах“, „Медников“, „Лопухин“, „Скандраков“, „Зубатов“, „Г. Гапон“ и „Чарыков“.
8) Восемь докладов за 1900 г.; по-видимому, все от и. д. агента по духовным делам в Риме - о настроении польских и католических кругов к политике России.
9) Рукопись и две записки „Об учреждении полуофициозного субсидируемого правительством „Русского бюро корреспонденций“ за границей“.
10) Несброшюрованная тетрадь, представляющая собой рукопись о положении Индии, озаглавленная: „Очерк административной организации Индии“.
11) Десять листов с фотографическими снимками писем Dekanozi и Акаши за 1905 год.
Об изложенном докладываю вашему превосходительству».
Обыск у Мануйлова произвел величайший эффект. Полетели специальные телеграммы во все крупные органы Западной Европы: „Times“, „Tag“, „Vossische Zeitung“, „Kreuzzeitung“, „Temps“ и так далее. За границей появились большие статьи под сенсационными заголовками: „Un nouveau scandale dans la police russe“, „Le fouctionnaire Maniloff vend des documents secrets“, „Un nuovo scandalo poliziesco rosso“ и т. п. О впечатлениях, которые обыск произвел на русское общество и на самого Мануйлова, агент Леонид Раковский настрочил следующее любопытное донесение.
«С.-Петербург, 21 января 1910 г.
Много толков в обществе вызвал обыск, произведенный в ночь на 17-е января у бывшего чиновника особых поручений при Департаменте полиции Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Носятся слухи, что обыск произведен в связи с взрывом на Астраханской улице. По другой версии, {143} Мануйлов якобы являлся информатором В. Бурцева, и у него обнаружена переписка с последним.
Сам Мануйлов усиленно будирует в обществе, стараясь придать обыску характер сенсационности, для чего распускает слух об „усиленном наряде чинов полиции и жандармерии“ (несколько десятков человек), назначенном при производстве у него обыска; об оцеплении чуть ли не всего квартала, где помещается его квартира, и т. п.; при этом он всячески старается выставить себя „жертвой политического произвола“.
В интимной беседе с одним из своих приятелей Мануйлов рассказывал следующее. За несколько дней до обыска к нему явился некий Филатов, рекомендовавший себя в качестве корреспондента нью-йоркских газет, и обратился с просьбой снабдить его материалом по поводу появившейся в местных газетах заметки о провокационной деятельности профессора Рейснера, по словам Филатова. По мнению Филатова, Мануйлов, в бытность свою на службе в Департаменте полиции, имел возможность кое-что знать о деятельности Рейснера. После заявления Мануйлова об абсолютном неведении о деле Рейснера Филатов сообщил ему, что он намерен обратиться за материалом по этому делу к Е. П. Медникову, московский адрес которого у него уже имеется. Уходя, Филатов обещал поделиться с Мануйловым интересным материалом по поводу предстоящего, громкого процесса Чайковского и Брешко-Брешковской, причем снабдил его своим адресом, оказавшимся, по проверке, фиктивным. С аналогичными просьбами обращался названный Филатов к Аркадию Веньяминовичу Руманову, главному корреспонденту газ. „Русское слово', за несколько дней до ареста последнего, и Мануйлов из этого выводит заключение, что Филатов является агентом Охранного отделения. Ничего предосудительного по обыску у Мануйлова, по его словам, не обнаружено; взяты лишь старые письма С. Зубатова, Е. Медникова и других.
За разъяснениями о причинах обыска Мануйлов, по его рассказам, обращался, между прочим, к брату председателя Совета министров Александру Аркадьевичу Столыпину, ко-{144}торый рекомендовал ему к этому отнестись философски и не беспокоить никого ходатайствами о защите, так как этим он может только
