Смиттен. – Так что никаких трений не возникало у вас?
Штюрмер. – Нет. Я с ним скорее сговаривался, чем с французским послом.
Завадский. – Позвольте вам задать вопрос из другой области. Вы о Дмитрии Рубинштейне слыхали?
Штюрмер. – Очень много пришлось слышать, но я его никогда не видел. Когда я был председателем Совета Министров, ко мне являлись банкиры по разным своим делам, которые касаются Министерства Юстиции. Нужно было сговариваться, но никогда Рубинштейн не был у меня, я его никогда не видел и не слышал.
Завадский. – Вы об аресте его слышали?
Штюрмер. – Слышал.
Завадский. – Знаете, кто его арестовал?
Штюрмер. – Из Ставки.
Завадский. – Военный генерал?
Штюрмер. – Да, да.
Завадский. – Вам известно, что при обыске и аресте присутствовал Манасевич-Мануйлов?
Штюрмер. – Я читал в газете, из отчета об его процессе.
Завадский. – Вы его не посылали?
Штюрмер. – Нет. Мне говорили, что он приехал на обыск и уехал раньше, потому что боялся, что я буду выражать свое нетерпение. Он хотел быть, чтобы мне сообщить. А кто-то из свидетелей говорит: «Как же хотел сообщить, а сам уехал раньше окончания обыска?»
Завадский. – Значит, Манасевич-Мануйлов солгал, говоря об этом?
Штюрмер. – Я никогда такого поручения ему не давал, не знал даже, что обыск делается.
Завадский. – Вы отлично понимаете, что постороннего человека на обыск не пустят, а его пустили только потому, что он состоял при председателе Совета Министров.
Штюрмер. – Может быть, это и было, что он сказал.
Завадский. – Он явился самозванцем?
Штюрмер. – Это было еще летом. Я жил на островах, он приехал и сказал, что приехал сюда для того, чтобы затем в Москву уехать. Допросите самого Рубинштейна. Вот это все. А чтобы я его посылал, нет.
Завадский. – Вы, значит, ускорили арест Рубинштейна?
Штюрмер. – Нет, он мне говорил, что есть данные. Я говорил – зачем же так долго возиться с этим делом? Как я мог понять – это был вопрос о шпионаже.
Завадский. – Вам неизвестно, что Манасевич-Мануйлов требовал от Рубинштейна денег и говорил, что если он заплатит деньги и довольно большую сумму, то он не будет арестован?
Штюрмер. – Нет, не слыхал.
Завадский. – Вы не требовали визитную карточку вашу от Рубинштейна, чтобы он вам вернул ее?
Штюрмер. – Я никогда не был у Рубинштейна, как я мог требовать визитную карточку свою?
Завадский. – Что будто бы Манасевич-Мануйлов имел вашу карточку в своем распоряжении, которой он потом распорядился по делу с Рубинштейном, а вы хотели взять эту карточку?
Штюрмер. – Как я мог?
Завадский. – Я и спрашиваю, так говорили.
Штюрмер. – Ничего подобного не было. Это чистейшая ложь. Я никогда в жизни у Рубинштейна не был. Он не был у меня, как же я к нему поехал бы? Банкирам которые были у меня, я посылал свою визитную карточку, но, повторяю, он у меня не был, как же я мог послать ему?
Завадский. – А он не домогался свидания с вами?
Штюрмер. – Никогда. Через кого же?
Завадский. – Так что вы ему не назначали свидания?
Штюрмер. – Нет, никогда.
Завадский. – Вы больше ничего не знаете о генерале Батюшине и Бонч- Бруевиче и его расследовании, которое клонилось к оправданию Манасевича-Мануйлова? И вся эта история, которая кончилась приговором, все эти интервью с Климовичем, Хвостовым?
Штюрмер. – Ничего. Батюшин ко мне приходил три раза; он приходил с заявлением, что на него возложена обязанность проследить деятельность Рубинштейна, затем второй раз он был у меня; не помню по какому случаю, он пришел третий раз ко мне. Но то, что вы говорите мне, это мне неизвестно. Затем он мне заявил, что у него есть несколько лиц, на которых падает подозрение, но дальнейшие его сношения с Климовичем и Манасевичем-Мануйловым мне совершенно неизвестны.
Завадский. – Позвольте предложить еще один вопрос. Вы не продавали ли в прошлом году вашу землю?
Штюрмер. – В 1915 году продавал. У меня было имение в Рыбинском уезде, Ярославской губернии, которое мною было куплено для дачи. Это было в 1915 году 28 ноября. Вы меня, вероятно, об этом спрашиваете? Я подготовлен к этому вопросу, потому что в газетах это было. Я раньше не знал №, я бы разумеется опроверг. Есть на Большой Морской улице нотариус Бологовский; у него 28 ноября я совершил купчую крепость на продажу этого имения одному заводу Штрауха, который был вывезен из Риги. Купчая совершена 28 ноября, при чем я получил около 50 тысяч. Сам я ее купил за 50 тысяч, стоило оно мне до 60 тысяч, продал я его за 75 тысяч. Взял барыша 15 тысяч рублей. 28 ноября, я точно помню это число, а назначение мое было 20 января, значит, купчая состоялась…
Иванов. – Была выдана ссуда этому заводу Штрауха из казны?
Штюрмер. – Да.
Иванов. – Эта ссуда шла через Совет ваш?
Штюрмер. – Нет, она шла через принца Ольденбургского и его помощника Иорданова.
Иванов. – А кто вам платил эти деньги?
Штюрмер. – Сам Штраух.
Иванов. – Из этой ссуды?
Штюрмер. – Из этой ссуды. Я прошу обратить на это внимание. Это было в ноябре 1915 года, вопроса о моем назначении еще не было. Мое назначение было 20 января, – я прошу отметить это, потому что, к сожалению, дома от меня скрыли, что такая заметка была, я бы написал опровержение. Когда я об этом узнал, я был в ужасе. 28 ноября это было.
Завадский. – Проверить легко.
Смиттен. – А у кого вы купили это имение? У кого была совершена купчая, когда вы приобретали это имение?
Штюрмер. – Это было полтора года тому назад, у Величкова.
Смиттен. – Нотариус города Риги?
Штюрмер. – У нотариуса, заведующего мазутным заводом гор. Рыбинска.
Смиттен. – У кого была заключена купчая по покупке?
Штюрмер. – Насколько я помню, у нотариуса Тупицына.
Иванов. – Не можете ли вы сообщить, при каких обстоятельствах был уволен Николай Николаевич от обязанностей верховного главнокомандующего и назначен верховным главнокомандующим бывший царь Николай II. При каких это было условиях, вы не знаете?
Штюрмер. – Нет.
Иванов. – У вас в кабинете не было по этому поводу разногласий?
