Белецкому, а потом – частью – попадала ко мне: то, что Белецкий считал нужным мне давать… Помимо Белецкого, один из желавших выслужиться принес мне записку такого содержания; из записки я узнал, что Манус (знали его[*] Игнатием Порфировичем) получил от Саблина следующее письмо: «Вы, Игнатий Порфирович, мне не приказывайте ругать Барка: вы три дня тому назад приказывали хвалить его, – я его хвалил… Как же возможно сразу его ругать?». Вот такого содержания была записка. Я стал расследовать, и выяснилось, что дела проводятся Бурдуковым: с одной стороны он действует через Саблина и Нилова, а с другой стороны – через Распутина… Такое было с разных сторон обложение: если какое-нибудь дело нужно было провести, – с одной стороны, скажет Распутин пророчески, что так надо. А с другой стороны, Александре Федоровне скажет один, другой – Николаю II… И дело может быть проведено…
Родичев. – Вы можете сказать, какие дела могли быть проведены через Бурдукова?
Хвостов. – Маленькие дела… Все дела, большею частью, коммерческие: право жительства, постройки каких-нибудь сухарных фабрик… Это меня не интересовало. Меня интересовало «Электрическое общество», а сухарные фабрики и др. – бог с ними совсем!… Я знал, что там бывал Белецкий и другие лица…
Апушкин. – Вот, вы говорили по поводу сухарной фабрики: это имело отношение к нуждам армии… В связи с этим, не бывал ли там кто из Военного Министерства: ген. Сухомлинов, например, – не помните? – или вообще из чинов Военного Министерства?
Хвостов. – Не помню… Я установил, что такой кружок есть. Для меня это было ясно. Я считал: пускай себе проводят дела… Я ведь всего был пять месяцев…
Председатель. – А Мануйлов-Манасевич бывал у Бурдукова?
Хвостов. – Не могу вспомнить…
Руднев. – Вы, как министр внутренних дел, не могли заниматься мелкими делами. Но не поручали ли вы какому-нибудь помощнику выяснить все эти дела?
Хвостов. – Нет, не поручал. Оттого у меня такие отрывочные сведения, что я не мог никому поручать… Только по уходе Белецкого я набрал несколько лиц, которым мог давать поручения. Таких лиц, которые могли установить сношения с Царским Селом, у меня не было…
Руднев. – Когда вы вступили в Министерство Внутренних Дел, были некоторые лица, которых вы привели с собой, к которым вы относились с доверием (например, А.Б. Шадурский,[*] которому вы поручили департамент общих дел), но были и другие лица?
Хвостов. – Я перевел директора канцелярии Писаренко[*] и директора духовных дел Петкевича.
Руднев. – Не будете ли добры сказать имя и отчество Писаренко[*] и Петкевича и где они находятся?
Хвостов. – Борис Васильевич Писаренко[*] остался директором, а Георгий Болеславович Петкевич ушел в отставку.
Руднев. – Еще кого вы перевели?
Хвостов. – Не помню… Мелких, – потому что крупные все должности были заняты. Товарищами министра оставались: Плеве, Волконский и Белецкий. Директором департамента земского отдела – Неверов. Все это были такие лица, которым нельзя было давать таких тонких поручений, как сношение с Царским Селом…
Руднев. – А директором департамента полиции кто был?
Хвостов. – Директора не было, а исполнял временно должность его – Кафафов, мой товарищ по московскому университету. Он не касался полиции. Полицейская часть была всецело в руках Белецкого… Только потом, по уходе Белецкого, мне удалось набрать лишь таких лиц, которых я хотел. Шадурского я взял директором департамента общих дел, потому что ничего общего с администрацией департамент общих дел не имеет. Я сам, будучи губернатором, много терпел от двоевластия. Мне хотелось, чтобы какая-нибудь железная рука их обуздала… Я знал Шадурского за человека твердой воли, за человека, который доведет до конца начатое, и мне хотелось, чтобы он немного порасчистил, – чтобы не мне на них кричать, а чтобы был какой-нибудь человек, который бы на них рычал и кричал… Самому неприятно играть роль пугала, а без этого в России, – вы меня простите! – нельзя… В России сто губернаторов: у кого тетушка, у кого камергер, у кого шталмейстер… Нужно их держать в руках: делать это трудно, потому что у каждого есть заручка!… А Шадурскому было все равно… И он привел их в такую субординацию, что я по сравнению с ним оказывался милостивым… Человек уже на все соглашается, потому что Шадурский его напугает судом и другими репрессиями… А если я говорю, что его переведут в другую губернию, – он благодарит!… Такому человеку, как Шадурский, поручить такое тонкое дело, как Царское Село, было опасно, потому что, если бы он узнал, что идет перлюстрация писем, он снесся бы с охраной… Была опасность самому быть обысканным, тем более, что существовала контр-разведка, которая находилась в руках человека, преданного Александре Федоровне: военная контр-разведка была у товарища военного министра Беляева…
Председатель. – Какое отношение было военной контр-разведки к вам?
Хвостов. – За мной было наблюдение военной контр-разведки: мои телеграммы были под ее наблюдением…
Председатель. – Кто же производил военную разведку и с каких пор было организовано внутреннее наблюдение?
Хвостов. – Я не знаю. Но она имела военное наблюдение за внутренними делами…
Председатель. – Вы говорили, что во главе разведки стоял товарищ военного министра Беляев?
Хвостов. – Да, был Беляев, как товарищ военного министра… Должен сказать, что в некоторых случаях контр-разведка даже мешала: очень трудно было доводить разведку до конца… И потому все мои сведения имеют отрывочный характер, как, например, о кружке Бурдукова… У меня было мало времени: всего пять месяцев. Кружок Бурдукова для меня был установлен…
Председатель. – Как вы его расценивали?
Хвостов. – Как только я расценил, что Бурдуков находится в сношении с Саблиным и Ниловым, для меня это стало ясным. Я знал, что Распутин ездит туда, получает разные инструкции по разным делам; но это все не касалось центрального вопроса, который меня интересовал – «Общества 1886 г.»; мне казалось, что на него не было какого-либо давления через этот кружок. Тут выхлопатывались льготы «Русскому обществу пароходства и торговли», так как Бурдуков был моряк, и это дело морское; но электрического – там не было. Может быть, меня провели, но так мне сообщили…
Соколов. – Кто был Бурдуков?
Хвостов. – Он состоял в Министерстве Внутренних Дел, числился…
Соколов. – Он имел придворный чин?
Хвостов. – Он имел придворный чин: был шталмейстером, имел отношение к кн. Мещерскому, получил наследство от него, жил довольно обеспеченно…
Председатель. – Как вы расценивали кружок Бурдукова – высоко или низко?
Хвостов. – Я его расценивал, как очень влиятельный кружок, потому что он имел влияние и был не меньше, чем следующие кружки…
Председатель. – Вы не упоминаете в связи с этим кружком имя Сазонова?
Хвостов. – Это сведение исходило от Манасевича-Мануйлова: было влияние на Распутина, шло через Сазонова, который первый изобрел Распутина, первый пустил его в ход… Распутин служил у него, подавал галоши, был прислуживающим при редакции, и Сазонов потом влиял на него. Но тут идет чисто фантастический рассказ, который мне также сообщили (не знаю, стоит ли на нем останавливаться), а именно, что Распутин, будучи у Сазонова, был простым мужичком, но, будто бы, группа «черных оккультистов» вселила или передала ему коллективную силу гипноза… Будто бы, были кружки
