при председателе Совета Министров вызывала уже некоторое неудовольствие?
Штюрмер. – Он никогда не был определенным лицом, которое могло бы быть назначено на должность. Когда были поручения, их было весьма и весьма немного, он вызывался.
Председатель. – Ведь центр вопроса не в том, в качестве чего он бывал. Бывал ли он час во весь день, не каждый день, а центр заключается в том, что вы терпели около себя лицо опороченное. Вот в чем весь центр тяжести. Как вы могли допустить?
Штюрмер. – Дело в том, что Министерство Внутренних Дел тем и отличается, что оно имеет потребность по сыскной части в таких лицах. Может быть вы изволите помнить, много лет тому назад Бебель обвинял Бисмарка в том, что лицо, состоявшее при нем, заведывавшее сыскной частью, торговало концессиями железнодорожными? Должен сказать, я думаю, на такую должность джентльмены не пойдут, приходится терпеть таких людей.
Председатель. – Почему на должность чиновника по поручениям при Министерстве Внутренних Дел или даже при председателе Совета Министров не пойдет такое лицо? Вы мне ответили, что в департаменте полиции не могли не быть темные лица, а дело шло о том, чтобы опороченного человека изгнать с поста чиновника особых поручений при председателе Совета Министров; где сказано или какой Бисмарк или Бебель сказали, что проходимцы должны быть чиновники особых поручений?
Штюрмер. – Он никогда не был чиновником особых поручений.
Председатель. – Т.-е. состоял при председателе Совета Министров.
Штюрмер. – Мы имеем дела такие, когда очень трудно найти таких лиц, которые на это пойдут.
Председатель. – Какие такие дела у председателя Совета Министров?
Штюрмер. – Было одно дело, на которое мне пришлось его вызвать. Это было особое дело, которое мы на него возложили.
Председатель. – А именно?
Штюрмер. – Может быть вы помните фамилию Ржевского, которому вменено было обвинение? Мне нужно было узнать от его жены, жена она или нет. Я не знаю. Надо было узнать, подтвердит ли она показания Ржевского, надо отыскать ее. Я обратился к Манасевичу-Мануйлову.
Председатель. – Почему вам это нужно было сделать?
Штюрмер. – Я должен был это сделать.
Председатель. – Почему?
Штюрмер. – Необходимо было выяснить одно обстоятельство.
Председатель. – Почему и какое обстоятельство?
Штюрмер. – Я имел готовый ответ, но я затрудняюсь.[*]
Председатель. – Пожалуйста.
Штюрмер. – Дело в том, что было сделано заявление о том, что должно быть произведено покушение на жизнь Григория Распутина. Надо было выяснить, насколько это верно.
Председатель. – Почему надо было выяснить?
Штюрмер. – Получил указания.
Председатель. – Вы получили указания?
Штюрмер. – Да.
Председатель. – От кого?
Штюрмер. – Позвольте не называть от кого.
Председатель. – По-моему это даже не ваше право не называть?
Соколов. – Надо указать, что он допрашивается не в качестве обвиняемого, а в качестве должностного лица.
Председатель. – Вам указывается, что мы допрашиваем вас, как бывшее должностное лицо, не правда ли? Мы здесь не следователи, а лица, которые должны расследовать известное дело; вы будете потом допрашиваться следователем и тогда, как у всякого обвиняемого, у вас есть право не отвечать на все вопросы.
Штюрмер. – Я не могу быть обеспеченным, что это не появится в газетах завтра или послезавтра, что вообще это будет не опубликовано.
Соколов. – Тем материалом, который вы даете, мы располагаем по нашему усмотрению, как мы желаем.
Штюрмер. – Трудно сказать.
Соколов. – Вы сказали, что если вы обязаны, то вы скажете. Вам объяснили, что вы обязаны называть тех лиц, которые вам давали указание.
Штюрмер. – Это было такое конфиденциальное поручение, я могу сказать, в чем оно заключается.
Председатель. – Насчет конфиденциального и секретного я имел случай вам несколько раз указать на большое значение, государственное значение того, что здесь делается. Вы в Чрезвычайной Следственной Комиссии, которая занята чрезвычайными следственными делами. Какой же тут может быть разговор о формальностях маленьких? Тут по существу нужно знать всю правду и правду до конца. Так что я просто удивляюсь, что приходится обращать еще раз ваше внимание на это. Вы говорите: «секрет», «неловко», все это такие категории, которые должны быть отброшены. Я вас не увещеваю, вы можете поступать так, как вам угодно, только я хотел бы, чтобы вы поняли то, что здесь происходит. Так вот, значит, вопрос заключается в том, почему председатель Совета Министров заинтересовался вопросом о том, что возникло предположение, что некоторые лица отправляются куда-то, для того, чтобы устроить, убить какого-то там человека, этого самого Распутина.
Штюрмер. – Виноват, как вы ставите вопрос? Почему он заинтересовался?
Председатель. – Да, почему этим заинтересовался председатель Совета Министров?
Штюрмер. – Мне надо было дать объяснение по этому делу. Это было секретное дело. Чтобы выяснить вообще, существует это или не существует.
Председатель. – Значит, оказывается, что у председателя Совета Министров, по крайней мере в вашем лице, были такие щекотливые поручения, для которых мог понадобиться человек не особенно безупречной репутации?
Штюрмер. – Человек, который мог вращаться в той среде, где был Ржевский. Следовательно, можно было ожидать, что он может услышать что-нибудь. Это было первой причиной, почему я к нему прибегнул.
Председатель. – Вы не устали ли, не хотите ли небольшой перерыв?
Штюрмер. – Нет, благодарю, не устал.
Смиттен. – Какие еще поручения вы делали Манасевичу-Мануйлову, давали ли вы какие-нибудь поручения за границу?
Штюрмер. – За границу – ни одного, категорически говорю, ни одного.
Смиттен. – А поручений каких-нибудь других, кроме сведений, касающихся Распутина?
Штюрмер. – Я исключительно его специализировал, наметил одного и нужно было локализировать. Он должен был наблюдать за тем, чтобы охранять, наблюдать за охраной того, что делается у Григория Распутина. Я его на этом специализировал. Когда я был назначен, он уже служил в Министерстве Внутренних Дел, не знаю, в какой должности; это было в октябре за 3 месяца до моего вступления. Получал жалованье, насколько я помню, 1.000 руб. в месяц, 12.000 в год, это было до меня. Затем он стал больше получать, сначала он получал 6.000, потом 12.000, потом возник вопрос о том, что ему хотели в министерстве прибавить, но когда я его специализировал, я его перевел на шесть тысяч.
Иванов. – По охране Распутина или по наблюдениям за Распутиным?
Штюрмер. – По охране.
Смиттен. – Вы должны были следить, как за лицом сомнительным, или