Протопопов. — У меня нет знакомых в Стокгольме, совершенно нет…
Председатель. — Может быть, это одно из тех лиц, с которыми вы встречались в Стокгольме?
Протопопов. — Такая масса лиц там была, а я ведь всего одни сутки был в Стокгольме…
Председатель. — Может быть, вы встречались в гостинице?
Протопопов. — Может быть, он подошел ко мне в гостинице… Прошлый раз вы мне сказали про Бебутова: мне вспомнилось, что я там его видел, но раньше я его никогда не видал и встретился с ним тут в первый раз.
Председатель — Нам хотелось бы, чтобы вы вспомнили про Перина…
Протопопов. — Прямо, не могу вспомнить… Прямо говорю вам, г. председатель: я его не знаю!… Вот Ашберга я помню.
Председатель. — Значит, позвольте считать, что вы его не знаете?
Протопопов. — Пожалуйста!
Председатель. — Не то, что не знаете, но что не помните?
Протопопов. — Не помню… совершенно…
Смиттен. — Может быть, под другой фамилией вы его знали?
Протопопов. — Я помню фамилии: Ашберг, Бебутов… А Перин — не помню… Маркова помню, хорошо помню: это один из русских, который там живет…
(Перерыв заседания.) После перерыва. Протопопов. — Может быть, ошибка: Charles Perrin?
Председатель. — Да, да…
Протопопов. — Это не стокгольмский мой знакомый!… Он был здесь — в Петрограде, жил в Гранд-Отеле: Шарль Перрен!… Это гадатель, предсказыватель будущего, — это не то, что мой знакомый… Он читает мысли, повидимому, очень удачно! Я был у него, заплатил довольно дорого, и мы разошлись, так сказать, знакомыми… Но я только один раз и был у него в Петрограде. А затем, он часто про меня вспоминал…
Председатель. — Вы не встречались с ним заграницей?
Протопопов. — Ни разу. Я был с ним лишь в переписке. Он мне писал, когда я уже был министром, чрезвычайно любопытное письмо, — что он читает мысли и т. д.
Председатель. — А в Петрограде вы его видели, когда вы были уже министром?
Протопопов. — Нет, нет!… Года за два до того, а потом был в переписке…
Председатель. — А о чем была ваша переписка?
Протопопов. — Переписка — самая простая… (Его письма, вероятно, сохранились у меня на столе: они лежали с левой стороны…) Поразительные письма! Он меня всегда удивлял указанием дат, которые, действительно, совпадали с разными трудными для меня моментами!… Он мне предрекал великое будущее!… Он предлагал приехать сюда в Петроград. Мне и хотелось, чтобы он приехал… Я ему послал телеграмму, что буду ему очень рад, если он приедет… Тогда, через некоторое время, он, из Стокгольма уже, телеграфировал, что приехать не может. Директор департамента полиции сообщил мне, что генеральный штаб имел что-то против его приезда, что он на плохом счету… Я ответил Перрену, что, вследствие военных обстоятельств, он приехать не может.
Председатель. — Что значит: на плохом счету?
Протопопов. — Что он считался причастным к шпионству, — я так понимал…
Председатель. — И вот, после этого, что же вы сделали?
Протопопов. — Я сообщил ему, что приехать ему невозможно (английская была телеграмма)… Текста не помню, но я ответил, что, вследствие обстоятельств военного времени, его приезд невозможен.
Председатель. — Куда же вы адресовали эту телеграмму?
Протопопов. — Положительно не помню: либо в Норвегию, либо… Не помню, не помню куда!…
Председатель. — Когда вы послали такую телеграмму?
Протопопов. — Это было очень скоро после получения его первого письма, потому что через месяц он мог выехать, и доехал до Стокгольма. Он первый раз писал не из Стокгольма, а из Норвегии, где жил у какого-то господина… Этот Карл, доктор Карл Перрен — поразительный человек, в том смысле, что читает чужие мысли, отгадывает… Это — поразительный человек!… А насчет шпионажа — я знаю одно: мне было сообщено, что его сюда выписывать нельзя. Об этом мне сказал директор департамента полиции Васильев: «Лучше, говорит, не настаивать, оставить в покое»…
Председатель. — Что же, вы были близки с этим Перреном?
Протопопов. — Один раз в жизни его видел!… Затем и переписка прервалась. И вот, я получил от него письмо лишь тогда, когда я был назначен министром внутренних дел, письмо с предложением услуг…
Председатель. — Вы ответили письмом или телеграммой?
Протопопов. — Телеграммой… Больше ничего не было!
Председатель. — Вам известно было, что этот человек австрийский подданный?
Протопопов. — Нет, он — американец: мне говорили, что он английский подданный, а называл он себя американцем…
Председатель. — Вы можете утверждать, что вы его в Стокгольме не видели?
Протопопов. — Утверждаю, г. председатель, утверждаю!
Председатель. — Когда сообщил вам Васильев, что он имеет отношение к шпионству?
Протопопов. — Очень скоро… Дело было так. Я хотел, чтобы он приехал… На его предложение приехать я ему ответил (я не знал, что есть какие-нибудь препятствия к его приезду). Как только мне сказали, что есть препятствия со стороны генерального штаба, я сказал: «бог с ним, пусть не приезжает»… И ответил ему, что, в виду обстоятельств военного времени, приехать нельзя…
Председатель. — Почему заговорил с вами о нем Васильев?
Протопопов. — Потому что надо было достать паспорт, какое-то разрешение, которое он просил ему выслать…
Председатель. — Вас просил?
Протопопов. — Да… для ускорения. А потом, когда мне сказали, что нельзя, тогда это, конечно, отпало само собой!… Прежде он в Петрограде жил долго…
Председатель. — Вы не припомните, что вы послали ему эту телеграмму на миссию?
Протопопов. — Очень может быть… Адресовал на нашу миссию в Стокгольме? Может быть, вероятно… Я не помню.
Председатель. — Вы говорите: «может быть»… Но этого несомненно не должно было быть, чтобы министр внутренних дел, осведомившись, что этот человек заподозрен в шпионстве, через русскую миссию заграницу посылал для этого шпиона телеграмму! …
Протопопов. — Я же ему отказал!… Вероятно, я посылал через миссию… Я не помню, как это было, но во всяком случае я его сюда уже не приглашал… Совершенно понятно: как же это можно было!… Ведь, когда я его приглашал сюда, просил приехать, я совершенно не думал, что он шпион, этот человек, к которому ходила масса народа…
Председатель. — Зачем к нему ходили?
