Комиссаров. — Мне кажется, что нет, — не типографским способом, когда она шла от Гуровича и Медникова, она была отпечатана литографским способом, а после того была разослана Ереминым в печатном виде. И я помню, я получил ее в 1909 году, когда я был в Красноярске, потому что из этого вышла целая переписка.
Председатель. — Так что вы получили один печатный экземпляр этой самой инструкции?
Комиссаров. — Печатный экземпляр. Так.
Председатель. — Ведь по должности вашей начальника жандармского губернского управления вам приходилось ведать секретной агентурой?
Комиссаров. — Безусловно.
Председатель. — Как вы смотрели на существование этой предписываемой в инструкции агентуры? Вы не проверяли начальство с точки зрения закона, а просто исполняли требование начальства, т.-е. исполняли инструкцию?
Комиссаров. — Безусловно.
Председатель. — Но откуда вы брали секретных сотрудников и что они у вас делали?
Комиссаров. — Т.-е., видите ли, как раз в то время, в 1909 году, в те 10 месяцев, которые я провел в Сибири, там безусловно не было никакой агентуры. Вы можете убедиться в этом из департаментских отчетов.
Председатель. — Почему же там не было агентуры?
Комиссаров. — Я там пробыл всего 10 месяцев. Нельзя же пойти и упрашивать, чтобы кто-нибудь пошел в сотрудники.
Председатель. — Но, вероятно, до вас еще там была агентура. Вы же были там не единственный, и помощники у вас там были.
Комиссаров. — Нет, в Сибири этого безусловно не было. В Сибири было очень в этом отношении… Я сейчас не помню…
Председатель. — А в Вятке?
Комиссаров. — В Вятке — и говорить нечего. Я пробыл там три недели.
Председатель. — В Перми?
Комиссаров. — В Перми были сотрудники, я застал; не помню, кто, там и дела-то не было. 1900-е годы были самые спокойные.
Председатель. — Сотрудник обыкновенно ходит к вам, получает определенное жалованье каждый месяц?
Комиссаров. — Определенное жалованье.
Председатель. — Он ходит к вам в жандармское управление или на конспиративную квартиру?
Комиссаров. — На конспиративную квартиру. Это непременное условие. Если бы в жандармское ходил, то его убрали бы из департамента.
Председатель. — И это строго соблюдалось?
Комиссаров. — Нам категорически предписывалось иметь штатское платье.
Председатель. — Даже, кажется, пособие вы получали на штатское платье?
Комиссаров. — Вот, к сожалению, — я это как курьез говорю, — требовать- то требовали, а насчет пособий кончалось больше перепиской.
Председатель. — Другие были более счастливы, чем вы. В книгах департамента полиции оказались следы очень частых ассигновок на штатское платье. Итак, сотрудник ходит в штатском, видитесь вы на конспиративной квартире. Но, одновременно с этим, он состоит в какой-нибудь организации, что-нибудь освещает.
Комиссаров. — В этом отношении он ставит нас в курс дела, сообщает, что делается в той группе или организации, в которой он работает.
Председатель. — И через некоторое время вы, — что называется по инструкции, — ликвидируете эту организацию?
Комиссаров. — Ликвидируем.
Председатель. — До каких же пор вы даете работать этой организации?
Комиссаров. — До тех пор, пока она чего-нибудь конкретного не сделала, так как иначе это будет уже чистой провокацией, как вы изволили выразиться. У меня этого не случалось, вы сами можете видеть это из дел. Если у какой-нибудь организации являлось, положим, желание поставить типографию, — то, понятное дело, если только она поставит типографию, ни один мало-мальски порядочный человек не допустит эту типографию до существования, а сейчас же будет ликвидировать.
Председатель. — Но разве не жалко бывало, с точки зрения политического сыска, что вы захватили типографию, не получив еще дополнительных сведений?
Комиссаров. — Это как раз была тенденция Гуровича, что именно, как вы говорите, жалко. Такая система и была у Гуровича, — говорю то, как курьез, — что и награды давались обыкновенно по числу типографий.
Председатель. — Это была система Гуровича?
Комиссаров. — Гуровича. Как курьез, могу сообщить, что в Екатеринославе в течение года 9 типографий открылось, — конкуренция была!
Председатель. — Это Кременецкий. А сколько времени у вас продолжалось внутреннее освещение организации — до ликвидации ее?
Комиссаров. — Оно могло продолжаться, собственно говоря, бесконечно.
Председатель. — Но на практике?
Комиссаров. — Я не понимаю вопроса. Вы говорите: сколько времени сотрудник может пробыть?
Председатель. — Нет. Сколько времени вы продолжаете видеться с вашим сотрудником, не трогая самой организации?
Комиссаров. — Это, собственно говоря, в зависимости от того, в каком положении находится организация. Если организации нет, то ее и не трогают.
Председатель. — Потому что нечего трогать. А если организация есть?
Комиссаров. — То сейчас же сообщается в департамент полиции, и ее моментально ликвидируют.
Председатель. — Так таки моментально и ликвидируется?
Комиссаров. — Если организация начинает работать, то безусловно, моментально ликвидируется.
Председатель. — Через сколько времени, однако, это делалось в вашей практике?
Комиссаров. — В моей практике не было ни типографий, ни складов, ничего не было. У меня был только… не помню, как это называется (думает) — один только был арест — в Царицыне, это продолжалось дней пять-шесть. Вы можете посмотреть по делам. Они были сейчас же переданы прокурорскому надзору для дознания.
Председатель. — Вы ликвидировали организацию через пять дней после того, как вам стало известно о ней?
Комиссаров. — Да, через неделю.
Председатель. — Не было ли у вас случая более продолжительного внутреннего наблюдения?
Комиссаров. — Внутреннего наблюдения? Как оно ведется?… За мое время организации не было безусловно. Были временно посылаемые лица. Но обыкновенно кто-нибудь приезжал, и тогда, если удавалось этого приезжего захватить, он и организовывал. Сама агентура может и не знать,
