что сказали про меня в «Новом Времени», будто я нахожусь в религиозном экстазе. Мы смеялись над этим. Никакого религиозного экстаза у меня нет, я верю в бога, как все православные женщины. У меня было очень много горя, муж с ума сошел, при дворе моя жизнь была совсем нелегка.
Председатель — Почему же она была нелегка?
Вырубова. — Потому что, вообще, жить при дворе нелегко. Вы думаете легко? Мне завидовали, меня любили. Вообще, правдивому человеку трудно жить там, масса зависти, клеветы. Я была проста, так что в эти 12 лет, кроме горя, я почти ничего не видела.
Председатель. — Вы были в переписке с Распутиным?
Вырубова. — Нет, потому что он ведь был безграмотен. Так что если писал, только телеграммы.
Председатель. — Но вы ему писали. Не потому, что он был безграмотен?
Вырубова. — Писем безусловно я ему не писала. Что же писать письма, он их не читал, давал посторонним, это не особенно приятно.
Председатель. — Но он вам писал?
Вырубова. — Телеграммы. У меня так: если болезнь бывала сестры или брата, или моя, я писала телеграммы, чтобы он помолился; или, если что-нибудь особенное в семье, я ему писала и получала в ответ телеграммы. Я их, должно быть, все бросила.
Председатель. — Что же было в этих телеграммах?
Вырубова. — Ведь я вам говорю, я очень часто просила о сестре, о брате, о каком-нибудь больном; меня даже просили просить его помолиться.
Председатель. — Чем же вы его считали — пророкам, святым, богом?
Вырубова. — Нет, ни богом, ни пророком, ни святым. — А вот считала, и отец Иоанн считал, что он, как странник, может помолиться.
Председатель. — Т.-е. вы относились к нему, как к обыкновенному страннику?
Вырубова. — Да, знаете, как у нас в деревне, я несколько таких видела, кормили их, просили помолиться.
Председатель. — Вы утверждаете, что Распутин в вашей жизни не играл никакой роли?
Вырубова. — Никакой особенной роли не играл. В смысле веры моей — никакой решительно.
Председатель. — А в жизни царской семьи?
Вырубова. — В их жизни, — какую же роль играл он? Они так же верили ему, как отцу Иоанну кронштадтскому, страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться.
Председатель. — И все отношения к нему, и ваши, и бывшего императора, и императрицы — сводились к тому, чтобы помолиться, и больше ничего?
Вырубова. — Да, и когда был болен кто-нибудь, они сейчас просили его помолиться, когда что-нибудь мучило их, он успокаивал их всегда.
Председатель. — А что вам известно о вмешательстве Распутина в политическую жизнь страны и в разрешение государственных вопросов?
Вырубова. — Вмешивался ли он? По-моему — нет.
Председатель. — Будем говорить не по-вашему, а по-действительному; это факт внешний, действительной жизни, который не мог быть вам неизвестен.
Вырубова. — Нет, безусловно, нет. По крайней мере, я никогда не видела; у него бывала масса народу, у него просили по многим делам; я не была там; все время бывали у него какие- нибудь такие господа.
Председатель. — Это по благотворительной части, а по делам министров, чтобы назначить того или другого?
Вырубова. — Это безусловно нет. Я бывала там близко, сколько же я слышала, — я бы знала.
Председатель. — А какое же вы имели отношение к разрешению некоторых политических и государственных вопросов?
Вырубова. — Безусловно никакого. Весь дворец это на меня валил; за 12 лет я, кроме горя и мучения, ничего не имела.
Председатель. — Вы говорите, что религия не имела отношения к вашей жизни, а Распутин имел большое; это вероятно, ваша тетрадочка, вы писали? (Показывает тетрадку.)
Вырубова. — Да, я писала.
Председатель. — Я оглашаю тетрадь № 1. Молитва Григория Ефимовича (читает): «Господи, ты сам выбрал и нас выбрал из глубины греховной в чертог твой вечный живота». Вы говорите, что вы православная; какое отношение к православию имели Григорий Ефимович и его молитва?
Вырубова. — Ведь всякий человек может составлять молитвы по своему желанию.
Председатель. — А знали вы, что этот Распутин был развратный и скверный человек?
Вырубова. — Это говорили все, я лично никогда не видела; может быть, он при мне боялся, знал, что я близко стою от двора. Являлись тысячи народа, масса прошений, но я ничего не видела. Во-первых, вы же знаете, ведь никакая женщина бы не согласилась любить его, ведь он старый человек; сколько же ему было, — 50 лет, я думаю.
Председатель. — Тетрадка полна разных записей, на какие-то мистические темы… «Дивный бог», «Ваша благодать»…
Вырубова. — Да, я всегда массу записывала.
Председатель. — Так я вас спрашиваю, играло в вашей жизни роль это религиозное мистическое начало?
Вырубова. — Да, я всегда искала; массу записывала из книг; из того, что он говорил, очень много записывала.
Председатель. — Разве это не свидетельствует о том, что вы интересовались им исключительно?
Вырубова. — Им — нет; всеми, кто говорил что-нибудь.
Председатель. — В вашей тетрадке есть записи только о нем, а ведь вы встречали, наверно, не одного Григория Распутина. Почему нет других?
Вырубова. — Да, конечно, я многих встречала, но у других существуют сочинения, книги разных авторов; он же не писал, а говорил, его записывали, потому что он был неграмотный.
Председатель. — У вас записана телеграмма Распутина, из Покровского: «Ваш ему недоволен или мне я им не нуждаюсь, маленькой немного похворает ничего будет легче». Что это такое?
Вырубова. — Я не помню, это старое. «Маленькой», это, наверно, наследник, он очень часто болел, особенно ногою. Они всегда просили о нем помолиться.
Председатель. — «Отец ничего».
Вырубова. — Это, вероятно, мой отец, я просила помолиться.
Председатель. — «О докладе не беспокойтесь».
Вырубова. — Это, вероятно, я об отце что-то просила. Должно быть, очень старая тетрадка, посмотрите — в каком году.
Председатель. — А новее у вас ничего нет?
Вырубова. — Нет.
Председатель. — Вы все сожгли? Почему вы сожгли целый ряд документов?
