l:href='#n0367' type='note'>[*]. После этого А. Н. Хвостов начал уже сам часто без меня приглашать к себе Комиссарова для разговоров и выработки плана убийства Распутина, и я только узнавал о его проектах со слов Комиссарова. Один раз придя ко мне, Комиссаров рассказал мне, что А. Н. Хвостов, желая, видимо, подвинуть его к более скорейшему исполнению своего желания, предложил ему лично, насколько припоминаю доклад Комиссарова, 200 тыс. руб. на расходы по подготовке этого дела и для дальнейшего материального обеспечения филеров, которые будут принимать в этом участие с тем, чтобы последние, предварительно за некоторый промежуток времени до этого дела официально уволились со службы, попрощавшись с Распутиным, получили увольнительные билеты из департамента и выписались выбывшими из Петрограда; при этом А. Н. Хвостов даже показал Комиссарову эти деньги, вынув их из министерского несгораемого шкафа, стоявшего в служебном кабинете. На это Комиссаров, по его словам, ответил, что если он и его филеры и берутся за это дело, то они это сделают не за деньги и что этим предложением А. Н. Хвостов может обидеть его. Нахождение такой крупной суммы у А. Н. Хвостова для меня было неожиданностью, так как личных денег в таком размере, насколько я знал материальные дела А. Н. Хвостова, у него не могло быть, ибо, хотя его жена, урожденная Попова, дочь старшего председателя киевской[*] судебной палаты, и принесла ему в приданое миллионное состояние, но из рассказов мне я знал, что она свое состояние держит на своем счету и только дала возможность А. Н. Хвостову очистить его родовые имения от долгов и завести большое свиное хозяйство, обещавшее в будущем дать доходы (в чем жена его сомневалась); что же касается секретных сумм, то выдачи из департаментского фонда все мне были известны, и А. Н. Хвостов оттуда таких денег без того, чтобы мне не доложил директор, не взял бы; других же ассигновок, кроме 300 тыс., исходатайствованных, с моего ведома, А. Н. Хвостовым для усиления в ноябре месяце рептильного фонда, насколько я знал со слов А. Н. Хвостова, у него не было, и он намеревался только, как он мне передавал, приехав с доклада от государя, с согласия его величества, возбудить официально, секретным всеподданнейшим представлением, ходатайства об отпуске особых сумм: 1) на предвыборную кампанию 1917 г., задуманную им в широких размерах правительственной агитации, 2) на осуществление плана борьбы с оппозиционной прессой по проекту Гурлянда и Бафтоловского, о чем я уже показывал, 3) на получение дополнительного, с нового года, отпуска на рептильную прессу и 4) особого ассигнования на пополнение позаимствований из сумм департамента полиции на монархическую печать и другие расходы, произведенные в связи с его назначением и охраною Распутина. Об этом своем недоумении я даже высказал Комиссарову, который вторично меня заверил, что эти деньги он сам видел. Тогда я подумал, что, видимо, А. Н. Хвостов был прав, уверяя меня в том, что у него имеется особый фонд на убийство Распутина.
Положение мое и Комиссарова становилось все более и более затруднительным; случая подходящего, которым я бы мог воспользоваться, как причиною для ухода от Хвостова, не было, а, наоборот, в это время состоялась моя поездка в ставку по многим требовавшим личного доклада ген. Алексееву делам, причем в ставке мне предстояло представление государю, что находила желательным А. А. Вырубова, одобрил Распутин и советовал кн. Андроников, обещавший даже написать особое по этому поводу письмо гр. Фредериксу и Воейкову. Против этой поездки А. Н. Хвостов ничего не имел, а даже сам признавал нужным мое личное проведение у ген. Алексеева некоторых дел по министерству, в особенности урегулирование взаимоотношений и связи гражданской и военной цензуры и более целесообразной постановки дела борьбы с шпионами враждебных нам государств. Таким образом, эта поездка на время откладывала разговоры по поводу Распутина. Перед поездкой я побывал у А. А. Вырубовой и узнал, что императрица уже сообщила обо мне в ставку, а Хвостов поручил мне передать от него 2 тыс. руб. денег губернатору Пильцу, указав на то, что Пильц с каждым днем завоевывает внимание государя, постоянно удостаивается приглашения на высочайшие завтраки и обеды, почему он, А. Н. Хвостов, счел нужным более с ним сблизиться, а так как у Пильца своих средств нет, то эти постоянные дополнительные денежные отпуски к рождеству и пасхе и летним каникулам будут служить для Пильца подспорьем и вместе с тем явятся знаком особого к нему внимания со стороны министра, что и просил меня от его имени подчеркнуть Пильцу. Затем А. Н. Хвостов разрешил мне взять специальный аванс на случай каких-либо расходов на месте по делам охраны.
В ставку я выехал в сопровождении своего секретаря Н. Н. Михайлова; время же моего приезда совпало с предстоявшим выездом государя в армию, так что там находился начальник штаба корпуса жандармов ген. Никольский, заступавший должность командира корпуса в распоряжениях по охране пути высочайшего следования. Сделав необходимые придворные визиты и застав ген. Воейкова, я был им хорошо принят, и он обещал доложить о моем приезде государю, затем застал лейб-медика Федорова дома и познакомился с ним, потом отправился к губернатору Пильцу, которому передал поручение А. Н. Хвостова и, узнав от него о перегруженности его канцелярии работами, в связи с нахождением в Могилеве царской ставки, по проверке благонадежности населения Могилева и по наблюдению за прибывающими из других местностей, — выдал ему, согласно его просьбе, из своего аванса несколько (кажется, три) тысяч руб., потом посетил губернское жандармское управление и наметил произвести на оставшийся аванс ряд денежных праздничных наград всем чинам охраны, губернской, жандармской и общей полиции. Но когда я сделал приблизительный подсчет, то оказалось, что аванса около 15 тыс. далеко не хватит, а частичная выдача произведет грустное впечатление на остальных. Поэтому я предложил немедленно же представить в Петроград все списки, чтобы я мог затем к празднику прислать всем чинам наградные, что и было осуществлено мною до рождественских праздников. Из аванса же мною было израсходовано, кроме означенных выдач, около 300 руб. на выдачу придворным низшим чинам, состоящим при дворце государя, помещавшегося в доме губернатора, рядом с губернским правлением, где помещается штаб верховного главнокомандующего. На другой день я был с докладом у ген. Алексева,[*] поразился скромности той обстановки, в которой он работает вместе с государем, подробно доложил ему о тех делах министерства внутренних дел, которые подлежали его личному рассмотрению, и оценил в нем умение быстро схватывать существо дела и в нем ориентироваться, и потом был приглашен к высочайшему столу, заранее представившись государю. За столом я сидел против государя, рядом с гр. Фредериксом, очень внимательно и приветливо ко мне отнесшимся, в чем я видел отражение письма кн. Андроникова, принимал участие в разговоре государя, отозвавшегося с похвалою о деятельности ген. Мрозовского как по приведению гренадерского корпуса в образцовый порядок во время командования на войне, так и по деятельности его, как начальника московского военного округа по борьбе в Москве с мародерами тыла. Затем после обеда государь в зале подробно расспрашивал меня о тех вопросах, по которым я имел доклад у ген. Алексеева, обещая лично с ним переговорить в видах благоприятного их разрешения в интересах мин. вн. дел, а затем, на вопрос государя о служебных новостях, я доложил его величеству о настроении рабочих в связи с наступавшим 9 января, о свидании Бурцева с Гучковым и о первых выступлениях членов бюджетной комиссии по смете мин. вн. дел по поводу Распутина, что, видимо, остановило внимание на себе государя, судя по сделавшемуся сосредоточенным выражению лица его величества. В виду этого, я, по поручению А. Н. Хвостова, вместо того, чтобы, как повелевают долг и совесть, откровенно высказать свое мнение о Распутине, высказал точку зрения А. Н. Хвостова на это выступление бюджетной комиссии и его надежду, что этим будут исчерпаны дальнейшие открытые о Распутине разговоры в общем собрании Государственной Думы, к чему А. Н. Хвостов прилагал все свои усилия. Это успокоило государя, и его величество, прощаясь, поблагодарил меня за службу и за солидарность работы моей с А. Н. Хвостовым.
Милостивый прием, мне оказанный государем, в особенности напутственные слова его величества при прощании ставили меня в безвыходное положение в отношении А. Н. Хвостова и его замысла. В виду этого, переговорив с Комиссаровым, я решил восстать против осуществления предложенного А. Н. Хвостовым плана убийства Распутина в автомобиле, а для затягивания этого дела предложил А. Н. Хвостову достать яд и в известной дозе ввести его в мадеру, при чем Комиссаров предложил свои услуги добыть этот яд через посредство своего бывшего агента, служившего помощником провизора в одной из саратовских аптек. О своей необходимости поехать по личным делам в Саратов, место старой его службы, мне Комиссаров говорил и ранее. А. Н. Хвостов с этим согласился и даже высказал мысль послать ящик отравленной мадеры как бы от банкира-еврея Д. Л. Рубинштейна, чтобы затем как-нибудь связать Рубинштейна с делом отравления Распутина. Против Рубинштейна А. Н. Хвостов, как я уже показал, все время враждебно был настроен; но я указал А. Н. Хвостову, что это будет неудобно, так как Распутин может поблагодарить Рубинштейна, к которому он часто обращался с просьбами по телефону, и тогда сразу весь
