очень поблагодарил государя за доверие. Потом государь еще с полчаса или час держал меня, — мы говорили о других делах, затем он меня отпустил. Было, должно быть, 12? ч. ночи, когда я вышел от государя. После этого я два раза сопровождал государя в путешествиях в ставку, и еще куда-то ездили, — сейчас я не помню. Вообще я пользовался большим вниманием со стороны государя.
Председатель. — Ведь вы были с давних пор известны государю через великого князя Сергея Александровича?
Джунковский. — Даже еще раньше. С самого молодого офицерства, потому что я был в Преображенском полку, я служил в первом батальоне.
Председатель. — Так что вы были не только в близких, но, может быть, даже в очень близких отношениях с ним?
Джунковский. — Нет. В очень близких отношениях с государем я не был, но, во всяком случае, я пользовался всегда его доверием.
Председатель. — Эта ваша записка долго пролежала у бывшего государя? Он передал ее Александре Федоровне по какому-нибудь поводу, — или вы не исследовали этого вопроса?
Джунковский. — Я не знаю, когда это было. Мне так много рассказывали, что трудно чему-нибудь верить. Должно быть, она была передана в конце июня.
Председатель. — После покушения или до покушения на Распутина?
Джунковский. — После, потому что я как раз был в ставке, и флигель- адъютант сказал мне, что императрица поручила ему проверить правильность моего доклада.
Председатель. — И что же, — он проверил?
Джунковский. — Не знаю. Я назвал ему даже свидетелей, которых он мог бы допросить для проверки.
Председатель. — Кто этот флигель-адъютант?
Джунковский. — Это Саблин.
Председатель. — Вы знаете, к каким выводам он пришел, т.-е. опровергал ли его доклад ваше положение?
Джунковский. — Не знаю.
Председатель. — Судьбу вашего ухода разделили еще и некоторые другие лица, которые были близки к государю, например, князь Орлов?
Джунковский. — Да, кроме того Дрентельн. Я не думаю, чтобы мой уход был связан исключительно с той запиской, которую я передал. Я думаю, тут помогли и другие лица, которые были очень недовольны моей деятельностью в качестве товарища министра и заведывающего департаментом полиции.
Председатель. — Кто же именно?
Джунковский. — Я думаю, что Белецкий больше всего. Так мне говорили. По крайней мере князь Щербатов говорил: «Отчего вы не реагируете на то, что Белецкий распускает про вас в государственном совете разные вещи?». Я отвечал: «Мне решительно все равно. Пусть судят по моим делам, а не по тем сплетням, которые рассказывают». — «Но нужно же что-нибудь сказать». — «Я не буду ничего говорить».
Председатель. — Как вы себе представляете воздействие Распутина на императрицу и, может быть, на самого бывшего государя — хотя бы в связи с обстоятельствами вашей отставки?
Джунковский. — Я думаю, что императрица настаивала, чтобы меня удалили, как врага царствующего дома.
Председатель. — Но какие же были основания для этого утверждения относительно давнего личного друга государя и его семьи?
Джунковский. — Я думаю, что императрица была настолько ослеплена, настолько у нее все было заволочено, если можно так выразиться, влиянием Распутина, что она не сознавала, что делает. И кроме того, у нее была твердая вера, что если не будет Распутина, наследник умрет. Это была ее idee fixe.
Родичев. — Об этом приключении у Яра в Москве ходили разные слухи. Одним из членов Государственной Думы было высказано даже, что во время этого кутежа Распутин позволил себе отзываться о своих отношениях к императрице в оскорбительной для нее форме. Это обстоятельство тоже было упомянуто в вашем докладе?
Джунковский. — Да, было.
Председатель. — Каким образом это затемненное сознание императрицы вяжется с тою настойчивостью вмешательства в государственные дела, какую она обнаруживала в случаях увольнения тех или иных лиц с высших постов, как, например, в вашем случае?
Джунковский. — Я думаю, что это объясняется характером Александры Федоровны, — она не допускала никаких препон на своем пути.
Председатель. — Значит, вы приписываете все это исключительно характеру и настойчивости Александры Федоровны? Как вы объясняете себе такое исключительное воздействие Распутина на супругу главы верховной власти?
Джунковский. — Я объясняю себе это психозом.
Председатель. — На какой почве?
Джунковский. — На почве истерии.
Председатель. — Скажите, в какие формы выявилось общение этого темного, невежественного, развратного человека с царской семьей?
Джунковский. — Я не знаю. Слухов ходило много, но фактов для суждения об этом у меня нет.
Председатель. — Мы проследили исключительные влияния Распутина на назначение и увольнение разных лиц. Но не знаете ли вы случаев, когда это лицо, столь низко стоящее в моральном отношении, оказывало, тем не менее, влияние и на дела, имеющие чисто государственный характер?
Джунковский. — Назначения под его влиянием безусловно бывали, — это не подлежит сомнению. Я знаю, например, такой факт. Речь шла о назначении губернатором председателя пермской казенной палаты. Это еще при Маклакове, но Маклаков тогда не поддался и отказал. Он показал мне записку Распутина, в которой тот просил его… Виноват, это не так. Но, вероятно, императрица и Распутин принимали большое участие в этом председателе пермской казенной палаты. Маклаков говорил со мной тогда по этому поводу. Я высказал, что если сделать хоть одну такую уступку, то это уже будет наклонной плоскостью, и Маклаков отказал, — человек этот не был назначен. Но когда Маклаков ушел, он все-таки был назначен губернатором, кажется, это было уже после Шербатова.
Председатель. — Т.-е. при Хвостове?
Джунковский. — Я не помню, при ком.
Председатель. — Хвостов сменил Щербатова 26 сентября.
Джунковский. — Распутин хлопотал об этом назначении в течение целого года, но Маклаков выдержал характер.
Председатель. — Тему о личных назначениях я считаю исчерпанной, но вот что мне хотелось бы спросить. Вы имели секретное наблюдение за этим человеком; может быть, вы наблюдали такое явление. Вам сообщают, например, что его отношения к вопросам государственного значения таковы-то…
Джунковский. — Нет, этого в моих делах не было. Вообще, я, быть может, был один из немногих занимавших такой пост, который не получил даже ни одной записки от Распутина.
Председатель. — Поднимается, например, вопрос о роспуске Думы…
Джунковский. — Никаких следов этого у меня не было.
Председатель. — Не было, чтобы он заранее говорил, что Думу нужно распустить, или допустим, не распускать, а в последующем это осуществлялось?
Джунковский. — Этого не было. При мне Думу не распускали.
Председатель. — Скажите, вы не знаете, как относился Распутин к вопросу о