необходимости выяснения всякого рода вопросов, должно быть высшее лицо местной администрации, которое бы знало местность и, вместе с тем, пользовалось бы должным авторитетом. Таким лицом, конечно, казалось бы, должен являться сам губернатор. Значит, вопрос обострился, раз была вызвана воинская команда, так что ему надлежало ехать. Он не поехал и послал телеграмму, указывая, что послал туда ротмистра Терещенкова.[47] Это меня смутило, потому что — что ротмистр Терещенков понимает? Это новый человек. Правительственная власть объединяет в его руках власть полицейскую в районе приисков. Отказать губернатору, на ответственности которого лежит дальнейший ход дела и восстановление спокойствия, не представлялось возможным, и это согласие ему было дано. Между тем, давались некоторые другие телеграммы, содержание которых я сейчас припомнить не могу. От губернатора Бантыша получались телеграммы, которые трудно было понять. Вообще получалась картина, что он не ориентирован, не в курсе дел. Между тем забастовка (политическая или не политическая — это другой вопрос), но забастовка была очень бурная. Уже 19 марта рабочие, увидевши 50 или 70 человек солдат, выставленных, чтобы их остановить, бросились на этих солдат, я не говорю, что вооруженные набросились и преследовали этих солдат на протяжении трех верст. Так что солдаты приблизились к казармам и были окружены.
Председатель. — Откуда вы это знаете, что толпа преследовала солдат?
Золотарев. — Это я знаю по делу.
Председатель. — Вам сообщили это в телеграмме?
Золотарев. — В телеграмме — нет.
Иванов. — От кого вы получили эти сведения?
Председатель. — Это совершенно новое обстоятельство.
Золотарев. — Я по этому делу давал объяснения по ревизии сенатора Манухина. Там все обстоятельства изложены.
Председатель. — Я могу сказать, что такого обстоятельства в истории событий нет.
Иванов. — Кто же вам сообщил?
Председатель. — Может быть, вы не будете утверждать. Может быть, вам память изменила?
Золотарев. — Я не позволю себе говорить то, чего я не помню. Может быть, это неизвестно, здесь не имеется. Это имеется в рапорте командира местной команды на имя командира иркутской бригады 8 апреля.
Председатель. — Но тогда в Петрограде в тот период, когда вы послали некоторые телеграммы, вы этого рапорта не имели и, когда этот рапорт получился, обстоятельства его не подтвердили?
Золотарев. — Этот рапорт был 8 апреля, так что я его не мог иметь.
Председатель. — Так что, когда вы делали распоряжения в связи с ленскими событиями, вы этого рапорта не имели, об этом обстоятельстве не знали, а когда узнали, то оно было опровергнуто, потому что это был акт самооправдания этого человека.
Золотарев. — Это не касается событий 4 апреля.
Председатель. — А чего же это касается? Эта стачка исследована сенатором Манухиным и там характер поведения толпы совершенно определенно выяснен и исключает возможность таких вещей, как преследование, да еще на расстоянии нескольких верст, толпой рабочих воинской части.
Золотарев. — События 18 апреля ревизией открыты,[48] но 19 марта было столкновение. Может быть, это обстоятельство не исследовалось. Исследовалось экономическое положение, а затем события 4 апреля.
Председатель. — Об этом мы наведем справки. Будьте добры сказать, какие вы делали распоряжения в связи с этим?
Золотарев. — Первое распоряжение, которое было сделано, вероятно, 10 марта относительно поездки на место какого-нибудь лица из высших лиц администрации, которое могло бы руководить действиями полиции. Вслед за этим было сделано распоряжение 30 марта (в промежутке были еще телеграммы), — распоряжение об аресте стачечного комитета, который был привлечен по 125 ст. уже 21 марта.
Председатель. — Чем же вызвано было это ваше распоряжение о необходимости ликвидировать стачечный комитет?
Золотарев. — Точно я не помню, я боюсь теперь говорить. Я и Думе давал по этому поводу объяснения. У меня речей этих не имеется, и я боюсь неточно сказать, какие сведения были получены.
Иванов. — Вы в комиссии давали объяснения или в пленарном заседании?
Золотарев. — В пленарном заседании по поводу ревизии Манухина, потому что по поводу событий давал объяснения Макаров. Затем, когда кончилась ревизия сенатора Манухина, который распорядился о привлечении в качестве обвиняемого Терещенкова, тогда я давал объяснения в Государственной Думе.
Председатель. — Господин секретарь, занесите в протокол — истребовать стенограмму объяснений И. М. Золотарева в Государственной Думе третьего созыва, в связи с запросом о ленских событиях. Когда вы давали эти объяснения?
Золотарев. — Это было в 1913 году.
Председатель. — Позвольте поставить вам вопрос. Вы забыли, значит, чем вызвано было ваше распоряжение об аресте стачечного комитета?
Золотарев. — Я не забыл, но боюсь удостоверить. Мне представляется, что движение приняло такой характер, как остановка поездов, обыски поездов, затем сопротивление воинской команде. Сведения получались через министерство торговли и промышленности, что положение самых приисков было в опасности. Положение заключалось в том, что мера, которая была принята 21 по 125 ст., не могла быть приведена в исполнение. Они не были привлечены, не были допрошены, следовательно, судебное ведомство встречало противодействие в осуществлении этого.
Председатель. — Как вы сделали распоряжение об аресте?
Золотарев. Этот вопрос обсуждался тогда у меня с директором департамента полиции.
Председатель. — У вас с Белецким? Вы знаете, что в результате в ночь на 4 апреля эта ваша телеграмма от 30 марта была исполнена, стачечный комитет был арестован, а затем 4 апреля произошло это страшное событие — расстрел толпы?
Золотарев. — Это не совсем так. Простите, пожалуйста. Телеграмма эта не была исполнена.
Председатель. — Почему?
Золотарев. — Потому что было исполнено распоряжение иркутского губернатора. Иркутский губернатор сделал распоряжение об аресте лиц, привлеченных по предварительному следствию. Тут и представляется опасность. Лица, привлеченные по предварительному следствию, частью арестованы, частью остаются на свободе. Телеграмма эта не могла быть исполнена, потому что, препровождая Терещенкова в Бодайбо, губернатор Бантыш лишил его права производить какие-либо аресты и высылки в порядке охраны.
Председатель. — Так что арест, вы утверждаете, произошел не по вашему распоряжению?
Золотарев. — Распоряжение это было, но распоряжение охватывало арест изобличенного стачечного комитета. Я не говорю, что то, что проводится в жизнь, достигает цели. Положение людей, находящихся за тысячи верст, чрезвычайно серьезное и дело может кончиться катастрофически. Оно и кончилось катастрофически. Я позволю себе сослаться на рапорт, который сохранился и у меня имеется. Мне представлялось, что офицер русской армии, который доносит, как он действовал, не врет и своей подписью подтверждает положение вещей. Я не представлял себе картину, как
