штаба, генералу Беляеву, с поручением навести справку, – кому принадлежит автомобиль за этим номером. Я получил от ген. Беляева очень скоро сведения, что автомобиль принадлежит канцелярии совета министров. В распоряжение отдельных министров и канцелярии совета было дано несколько автомобилей с самого начала войны для обслуживания различных надобностей. Тогда я обращаюсь с вопросом к управляющему делами совета министров Лодыженскому и спрашиваю: «Разве вам для того даны казенные автомобили, чтобы возить Распутина?». Он отозвался, что ничего решительно об этом не знает и в первый раз слышит, чтобы эти автомобили возили Распутина. Тогда я еще раз обращаюсь к А. Н. Хвостову, и он говорит: «Совершенно верно, потому что автомобилем распоряжается состоящий при Штюрмере Манусевич-Мануйлов». Когда у меня собрался весь материал, я обратился к Штюрмеру и в весьма резкой форме обратил его внимание на то, какой среди публики производит соблазн, что состоящий в его распоряжении чиновник Манусевич-Мануйлов и сам возит или поручает кому-то возить на казенном автомобиле Распутина. Он мне ответил, что этого быть не может, что вообще Манусевич-Мануйлов в его распоряжении совсем не состоит, а состоит в распоряжении министра внутренних дел А. Н. Хвостова, что это какое-то недоразумение, что он справится. Я не знаю, справлялся ли он или нет, но по телефону через несколько времени он сказал: «Это большое недоразумение, этого больше не будет». Когда я снова говорил с Хвостовым, Хвостов ответил методически: «Манусевич состоит не в моем распоряжении, а Штюрмера; а на счет того, прекратится ли эта возка на казенном автомобиле, еще посмотрим». И на следующий день говорит: «Тот же автомобиль, за тем же номером, возил Григория Распутина». Тогда я со Штюрмером повел объяснение. Я его обвинил во лжи.
Председатель. – Это было где, в заседании совета министров?
Поливанов. – Это было в заседании государственною совета. Тон, который я счел возможным принять, исключал возможность дальнейшего пребывания нас вместе.
Председатель. – Это произошло незадолго до вашего ухода?
Поливанов. – Да.
Председатель. – Позвольте теперь обратить внимание ваше на отдельных лиц. Вы говорите, Горемыкин открыто заявлял, что Дума не должна существовать, что ее нужно распустить. Это отрицательная сторона его государственной деятельности, но какова же была его политика положительная?
Поливанов. – Очень затрудняюсь сказать, что было положительного. Это была во всех отношениях реакционная политика.
Председатель. – Какова была роль А. Н. Хвостова в совете министров?
Поливанов. – Он преимущественно молчал.
Председатель. – Но голосовал как?
Поливанов. – Голосовал он разно, к Горемыкину совершенно не примыкал, но мы, оставшиеся из прежнего состава министров, более прогрессивные, держали себя с ним осторожно; мы не доверяли.
Председатель. – Почему?
Поливанов. – По его деятельности в Нижнем-Новгороде, в Думе, – он не располагал нас быть с ним откровенными.
Председатель. – Вы можете определить точнее?
Поливанов. – Это человек, который появился, во-первых, совершенно неожиданно на посту министра внутренних дел. Для нас, для оставшихся прогрессивных министров, было вообще неясно, каким образом он мог появиться на посту при условии, что Горемыкин его не рекомендовал. Нам было подозрительно самое происхождение его назначения.
Председатель. – Вы не связывали этого назначения с именем Распутина?
Поливанов. – Нет. В ту пору нет. Хвостов пробыл сравнительно очень недолгое время. Советом министров сравнительно часто манкировал; бывая там, очень мало высказывался. А потом вскоре пошли слухи о его охоте за Распутиным, которая кончилась удалением.
Председатель. – Что-нибудь в денежном отношении было вам известно относительно Хвостова?
Поливанов. – Нет.
Председатель. – Не поднимался вопрос в совете министров о необходимости готовиться в 1917 году к выборам в новую Государственную Думу?
Поливанов. – Нет, при мне не поднимался, но я не исключаю возможности, что Горемыкин собирал у себя группу министров, ему близких, совершенно отдельно. Это в последнее время пребывания Горемыкина практиковалось; он собирал их у себя в кабинете.
Председатель. – Вам ничего не было известно о том, что 5 миллионов, которые всплыли в заседании совета министров, были собственно частью предполагавшегося 8-миллионного ассигнования под предлогом выборов в Государственную Думу, и что ассигнование это должно было поступить в распоряжение, главным образом, Хвостова, но также и Штюрмера?
Поливанов. – Хвостов уже в ту пору ушел, кажется, когда Штюрмер сделался председателем совета министров.
Председатель. – Нет, они некоторое время были вместе.
Поливанов. – Да, очень короткое время.
Председатель. – Но, как вы изволите знать, в 1915 году, 15 ноября, в счет ассигнования трех миллионов рублей, Хвостов получил в свое распоряжение 1.500.000 рублей?
Поливанов. – Этого я не знаю. Но 5 миллионов шли на какие-то темные дела, мы чувствовали это и добились того, что Штюрмер обещался не расходовать их иначе как с ведома государственного контроля.
Председатель. – И потом это оказалось для него неприемлемым, и он отказался от этой суммы. Значит, о первой части этих миллионов, о полутора миллионах, вам, как члену совета министров, ничего не было известно?
Поливанов. – Нет.
Председатель. – Скажите, вам приходилось сталкиваться с Распутиным или чувствовать какое-нибудь его влияние?
Поливанов. – Сталкиваться никогда не приходилось. Раз он мне написал: «Милый и дорогой», – за кого-то просил. Это письмо я оставил у себя, а тому, кто принес, сказал: «Можете итти и больше не появляться».
Председатель. – Это когда было?
Поливанов. – В конце 1915 года или в начале 1916 года. Совершенно незначащее письмо, но, узнав, что просительница настаивает, я велел передать ей, чтобы она не появлялась, а письмо, как автограф, сохранил. Не могу быть убежденным, но косвенно чувствовалось, что некоторое воздействие против меня идет, но, чтобы оно исходило непременно от Распутина, этого я не могу сказать.
Председатель. – Вы не испытывали на себе влияния кружка при дворе, группировавшегося около Вырубовой?
Поливанов. – Нет.
Председатель. – Если не на себе лично и не на вашем министерстве, то вообще не известно ли вам что-либо о попытках этого кружка влиять на государственные дела и, в частности, на вопросы назначения?
Поливанов. – Об этом очень много говорили. Я Вырубову не знал лично и никогда не видал даже, но очевидно было, что такой кружок существует. Эти сведения были, и до меня доходили косвенно. Например, незадолго до своего ухода, я все-таки почувствовал, что и по отношению к военному министерству что-то такое иногда от Вырубовой может подыматься. Как-то в феврале помощник мой, ген. Беляев, по разным соображениям должен был доложить, что он вызван фрейлиной Вырубовой, при чем объяснил, что это его давнишняя знакомая, и что, когда она вызывала, то намекнула ему на возможность увидеть императрицу. После ген. Беляев мне доложил, что во время посещения Вырубовой, она, побывав в своей комнате, удалилась, и вместо нее вошла императрица, обратившаяся к ген. Беляеву с
