массировал икры, крепко сжимая, растирая и поглаживая их.
Вот и сейчас он устроился у стены овечьего загона, положив на колени автомат и накинув на плечи развернутый спальный мешок. Из-за зазубренных скал, далеко на востоке, медленно поднималась луна. Небо, темное и холодное, опоясывала серебристая лента Млечного пути. Внизу лежала тихая долина. Над ней, выползала из щели, по которой протекала река, серая пелена тумана.
Мир, свободный от людей, от суеты, которая наполняет их жизнь, казался удивительно спокойным и умиротворенным.
Внезапный шум за спиной, заставил чабана вздрогнуть. Но он не успел даже привстать: крепкие руки повалили его, прижали к земле.
Чабан — пролетарий отгонного скотоводства — был единственным, кто остался живым в этот день после встречи с группой Полуяна. Связав, его оставили ночевать в кошаре. И он лежал до утра, мучаясь оттого, что не успел принять дозу, ставшую для него необходимой…
Ровно в двадцать три пятьдесят обе части группы вышли на исходные позиции. Полуян включил рацию.
— Мы готовы, — сообщил он и подал команду. — Первый, гони!
— Пошли! Пошли!
Таран ожег плетью гнедого коня, которого держал в поводу, затем стегнул рыжего.
Кони помчались в сторону дома.
Проследив за ними несколько мгновений, Бритвин бросился вправо, добежал до тутового дерева, упал за него и приготовился к стрельбе.
Со стороны дома послышался топот нескольких пар ног. Это к стрелковым ячейкам устремилась охрана. Значит, сигнализация сработала четко.
— Второй, гони!
Резванов взмахнул палкой и начал лупить по спинам баранов, сбившихся в тесную кучку. Бараны беспорядочно заметались, но Резванов, словно опытный чабан быстро управился с ними, сгрудил и направил в сторону дома.
— Гэй, гэ-гэй! Пошли! Пошли!
Еще несколько взмахов палкой, и бараны поняли, что от них требуется. Дробно стуча копытцами по каменистому грунту они гурьбой помчались к усадьбе.
И опять из особняка выбежала группа охранников. Она спешила к ячейкам северного сектора.
Резванов швырнул в их сторону гранату и укрылся за камнями развалин.
Полуян, Столяров и Ярощук уже были у забора, ограждавшего участок со стороны гор.
Столяров осмотрел мачту антенны.
— Бетон, армированный сталью. Такую можно повалить бампером грузовика, но мы это сделаем взрывом.
— Ой, Константин! — тяжело вздохнул Полуян. — Что если эта бандура рухнет, да не в ту сторону? Тогда наше дело — труба!
— Мы эту заразу положим, как надо.
Столяров раскатал колбаску из пластида и старательно, что-то бурча себе под нос, прилепил ее к столбу. Осмотрел работу и спросил:
— Даю?
— Давай!
Столяров поднес зажигалку к срезу шнура и выбил пламя. Пороховая сердцевина вспыхнула. Огонек с треском рассыпал искры в сторону и побежал к заряду.
Расчет Столярова оказался верным. Бухнул взрыв. Столб качнулся.
«Зараза, — подумал Полуян с тревогой, — сейчас по закону подлости…»
Но закон подлости и тут не выстоял.
Мачта, как сломленная ветка, с тугим стоном обрушилась в сторону усадьбы. Ее макушка с тарелкой упали на хозяйственную пристройку. Громко затрещала лопнувшая от удара черепица, но выстрелы, гремевшие со стороны фасада, отвлекали внимание от непонятного хруста.
— Командир, так сойдет?
Столяров видел, что дело сделано ювелирно, но ему хотелось услышать оценку.
— Круто! — Полуян поднял вверх большой палец. — Пошли!
Он первый лег грудью на мачту, оплел ее ногами и пополз вверх.
С пристройки Полуян дотянулся до нижнего края балкона. Ухватился за деревянные резные балясины, отжался на руках и перемахнул через перила.
Дверь в комнату была закрыта изнутри. Подпрыгнув, Полуян выбросил вперед правую ногу и, прицелившись чуть ниже дверной ручки, всем весом тела впечатал ботинок в филенку.
Дверь распахнулась. Верхнее стекло, зазвенев, вылетело из гнезда и рассыпалось осколками по полу. Полуян, стеганув очередью по потолку, прыгнул внутрь.
Это была большая просторная комната с полами и стенами, сплошь покрытыми дорогими коврами. Низкая софа помещалась у стены слева от двери. Над софой висели две сабли, сложенные крест накрест остриями вниз. У софы стоял маленький резной столик с серебряным кувшином кальяна. Ни полок с книгами, ни картин, ни фотографий на стенах.
За дверью, которая вела в коридор, раздался шум. Полуян быстрым движением сорвал с ковра одну из сабель и прижался к стене.
Дверь распахнулась и в комнату ворвался охранник с большой черной бородой, из-под которой от подбородка к носу тянулся кривой, похожий на полумесяц шрам. В руках он держал изготовленный к стрельбе автомат.
Увидев Полуяна, он на миг замешкался на пороге. Этого Полуяну хватило для принятия решения.
Сперва, едва эфес шашки оказался в руке, его подмывало желание рубануть «духа» по голове, как это делают лихие кавалеристы в кинофильмах о войнах далеких лет. Однако он избежал соблазна. Удар саблей, сделанный неумелой рукой, можно сравнить с ударом тяжелой палкой. Еще в военном училище Полуян пробовал рубить шашкой лозу, но самое большее, что ему удалось — согнуть или надломить ее. А ведь после удара настоящего кавалериста на обеих частях срубленного прутика обнаруживаются ровные срезы.
Поэтому Полуян не занес клинок над головой. Он просто отвел руку назад до упора и со всей силой выбросил острие шашки вперед, целясь в пупок.
Удар оказался сокрушающим. Клинок пробил ткань и вонзился в живот. Бородатый моджахед вытаращил глаза, широко открыл рот, уронил автомат и схватился обеими руками за лезвие клинка.
Полуян, не выдергивая шашки, толкнул ее вперед. «Дух» потерял равновесие и рухнул на спину, согнув ноги в коленях, с сабле торчавшей из его живота.
Полуян быстро сменил магазин автомата и вскочил в следующую комнату.
Там он и увидел шейха.
Абу Бакр — клювоносый, козлобородый недомерок — метр пятьдесят ростом и сорок пять кило весом, не больше — был палачом. Он никогда не боялся крови и получал удовольствие от чужих страданий. Он умел посылать в бой под знаменами ислама других людей, но сам никогда не был бойцом. Поэтому при виде Полуяна его выпуклые рачьи глаза в ужасе застыли. Чего-чего, а увидеть русского в этот час в своем собственном доме, окруженном мюридами, обустроенном хитроумными системами сигнализации и минными заграждениями, он не ожидал.
Шейх Абу Бакр относился к тому типу людей, в которых религиозный фанатизм воспитал подлинное безразличие к смерти. Шейх ее в самом деле не боялся. И чем больше он рисковал собой, тем, как ему казалось, Аллах все дальше отводил от него угрозы.
Большинство людей в самых разных обстоятельствах думают о кончине, боятся ее и в самых сложных ситуациях следуют инстинкту самосохранения. Абу Бакр настолько пренебрегал опасностями, что многие из тех, с кем он имел дело, считали его заговоренным.
Ярощук уже стоял рядом: он знал — потребуется перевод.
— Мне кажется вы не дурак, — Абу Бакр подумал, как ему лучше назвать русского: мистер, амер или эфенди. Остановился на втором. — Вы не дурак, амер. Вокруг мои люди. Вам отсюда не уйти.