ГЕНЕРАЛ «ВПЕРЕД»
В Центральном музее Вооруженных Сил мое внимание привлек незамысловатый экспонат — документ, подписанный генерал-полковником Ю. Зарудиным. Фамилия эта мне ничего не сказала, если бы не фотография, помещенная на стенде. С нее глядело лицо знакомое, хотя несколько изменившееся за те годы, что мы не встречались.
Наше первое знакомство было ознаменовано курьезным событием.
За год до венгерских событий 1956 года журналистская командировка занесла меня в один из гарнизонов Прикарпатского военного округа. В день, когда я уже собирался уезжать, командир мотострелкового полка, полковник, Герой Советского Союза пригласил меня побывать у него на показном занятии по физической подготовке. Оно должно было стать методическим образцом для всех подразделений полка. Готовил занятие сам полковник, и по всему чувствовалось, что дорожил им.
По правде говоря, я не испытывал острого желания присутствовать на занятии, которое с самого начала готовилось как образцовое. Изучать жизнь воинских подразделений на показных уроках то же, что судить об армейской действительности по картинкам строевого устава. Но полковник был мне симпатичен — молодой, энергичный, он все делал с каким-то нерастраченным азартом, заражал им всех остальных. Я согласился.
В спортивном городке, оборудованном продуманно и толково, была построена рота. Здесь же стояли в строю офицеры — командиры батальонов, рот, взводов, — наблюдатели.
Чтобы не мешать никому, не отвлекать внимания, я отошел в сторону, достал блокнот и сел. Поскольку все спортивные снаряды постоянно находились на открытом воздухе, заботливые старшины сделали для них специальные чехлы. Кони, например, предназначенные для прыжков в длину, были покрыты аккуратными металлическими коробами, окрашенными масляной краской. На одном из таких коробов я и устроился.
Несколько минут с интересом следил за тем, как шло занятие. Спорт привлекателен не только когда умение демонстрируют мастера. Не менее интересно наблюдать за тем, как молодые ребята, еще год- полгода назад и понятия не имевшие о своих спортивных способностях, начинают заниматься снарядной гимнастикой.
Вдруг мне показалось, что кто-то стонет. Звук раздавался где-то поблизости, но откуда он шел — непонятно.
Я огляделся и ничего не заметил. В тот же момент стон повторился, и я почувствовал, что сиденье подо мной вздрагивает.
Не понимая еще, в чем дело, я встал и приподнял короб. Под ним обнаружился лежавший на боку солдат. Он уже почти задохнулся и, жадно хватая воздух широко открытым ртом, глядел на меня обалдевшими глазами.
Мое открытие не осталось незамеченным. Уже через минуту рядом стояли командир полка и его заместитель по политической части.
Двух слов было достаточно, чтобы понять суть случившегося. Солдат решил ускользнуть от занятий и за несколько минут до их начала забрался под лежавший на земле короб. Если бы я не сел на его убежище и тем самым не ликвидировал все щели, через которые внутрь проникал воздух, возможно, все бы у него и сошло.
Был ли то «сачок» — человек, привыкший бессовестно отлынивать от работы и занятий, или солдат решил на спор доказать товарищам, что сумеет исчезнуть с глаз начальства самым неожиданным образом, не знаю. Только факт остается фактом: нарушение было налицо, причем нарушение безобразное, возмутительное. В этой ситуации мне понравилось поведение полковника. Он ничем не выдал своего раздражения.
Иной командир, взбешенный случившимся, тут же на месте объявил бы солдату взыскание, причем, как говорят в армии, размотал его строгость на всю катушку.
Одним из серьезных начальственных недостатков, на мой взгляд, было и остается неумение сдерживать чувства, стремление пользоваться дисциплинарными правами под горячую руку. А это неизбежно ведет к разного рода перекосам, порой анекдотическим.
За годы учебы в военной академии я участвовал в девяти военных парадах на Красной площади. Во время подготовки к одному из них мы занимались на Садовом кольце у Зубовской площади. Жил я на улице Чернышевского у Лялина переулка. В принципе добраться до места занятий никогда не составляло трудностей. Но это в принципе. Однажды в силу транспортных обстоятельств я и капитан Карпейкин задержались в пути. Опоздание было незначительным: минуты на полторы-две. Тренировка еще не начиналась, но парадный полк уже стоял в строю.
Видя, что есть опоздавшие, командиры нервничали. В этих условиях, достаточно хорошо зная психологию своего комбата, я решил не идти на занятие вообще. Карпейкин пошел. И тут же получил взыскание, которое ни в коей мере не соответствовало тяжести проступка — двое суток ареста.
Я пришел на тренировку только на другой день. Встал в строй.
— Почему не были вчера? — спросил командир батальона.
— Опоздал.
— Впредь не опаздывайте. Буду наказывать.
Я ходил четвертым на правом фланге первой шеренги, Карпейкин — в середине десятой, последней. Его отсутствие в любых условиях отражалось на виде батальона меньше, чем мое. Тем не менее минутное опоздание именно ему обошлось дороже, чем мне неявка…
Когда после того показного занятия я собирался на аэродром, в гостиницу, сделав вид, что хотят проводить гостя, пришли командир полка и его замполит.
— Ну что, — спросил полковник. — Ждать фельетона?
— А у вас есть тема?
Полковник засмеялся и протянул руку.
Да, кстати, я так еще и не представил командира полка. Это был Герой Советского Союза Юрий Федорович Занудин, незадолго до того окончивший академию бронетанковых войск.
Что касается фельетона, я действительно не видел подходящей причины писать его, хотя случай с солдатом, спрятавшимся от занятий, сам по себе был смешным и обыграть его не составляло труда. Только какое явление стояло за фактиком?
«Сачки», ловкачи, прохиндеи водились во все времена, у всех народов. А поскольку армия формировалась на основе всеобщей воинской обязанности, она неизбежно отражала действительность.
Вспомнилось, как в части, где я командовал взводом, состоялся кросс на длинную дистанцию. Все солдаты получили бумажки с номерками. Пробежав положенное расстояние, участники кросса бросали номера в ящик, стоявший у линии финиша. Судьи засекали время.
Взводы стартовали один за другим. Судьи встречали финиширующих. Мельница крутилась, и ничто не предвещало сенсаций.
Вдруг начальник физподготовки доложил командиру:
— Мировой рекорд, товарищ подполковник!
Подполковник Лютов, человек мудрый, спокойный, не повышая голоса, приказал:
— Рекордсмена — на гауптвахту. Двое суток. За очковтирательство. И разберитесь, как он ставил рекорд. Отдохнет, пусть еще раз пройдет дистанцию под вашим наблюдением.
«Мировой рекордсмен» оказался солдатом моего взвода. Разбирался в его достижениях я.
Без особого труда удалось выяснить, что солдат, решивший не обременять себя бегом, ушел со старта со всеми, но на дистанции отстал и спрятался. Когда бегуны возвращались, он пристроился им в хвост, надеясь, что покажет средний результат. Однако допустил ошибку. Отделение, к которому «сачок» прибился, ушло на дистанцию раньше остальных. Мировой рекорд стал неизбежным.
«Сачок» сполна получил свое и вынужден был пройти дистанцию кросса от начала до конца, чтобы получить зачет. На этом дело и окончилось. Лютов не мелочился, не придавал пустякам большого значения. И это мне в нем особенно нравилось. Я никогда не мог понять, почему люди серьезные, неплохо знающие дело, случайно поймав муху, иногда начинают раздувать ее в слона.
Как— то на склады нашей дивизии нагрянула проверка из управления тыла военного округа. В первый же день бдительный инспектор обнаружил ужасное нарушение.
