– А вот так – сердце. Чуть что, мне придется заниматься его реанимацией, а с сердечниками работать трудно – я уже пробовал.
– Да-а… И это предусмотрели! Ну, ладно, вы же понимаете, что я пошутил. В конце концов, эта встреча произошла не по нашей инициативе. Чтобы она не оказалась бесплодной, нам нужно хоть что-то понять о потенциальных «заказчиках». Так что, Александр Иванович, мы готовы слушать.
– И очень внимательно, – поддакнул Варов и уселся поудобнее.
Женька распрямился, разминая затекшую поясницу. Он стоял на небольшой наклонной площадке, окруженной со всех сторон камнями и туманом. До сих пор все шло нормально: он благополучно простился с морскими зверобоями, добрался до сопки и даже нашел конец последней веревки. Обвязка, спусковик и жумар тихо лежали себе под камнем. Склон, собственно говоря, был не очень крутой, но Николай настоял на использовании некоторых скалолазных приспособлений. Он утверждал, что если идти вверх по тем же веревкам, по которым спускался, то очень вероятно, что в конце концов окажешься там, откуда начал спускаться. Должна же быть хоть какая-то логика в этом винегрете параллельных миров?! Должна, конечно, но не обязана: вот и проверим!
Сейчас «туман» был хороший – ровный, плотный и без разрывов. Кое-какой опыт у Женьки уже был: «Пока это марево не начнет клубиться и просвечивать, ситуацию вполне можно контролировать. Как выразился Коля: „видимая часть окружающего пространства на действия посетителя реагирует адекватно“. Это гораздо лучше, чем „неадекватно“: лезешь в гору и вдруг оказываешься на берегу моря-океана. Только чует, чует сердце (или что-то там внутри), что не к добру это благолепие, ох, не к добру!»
К следующей веревке Женька пристегиваться не стал, а просто полез вверх, держась за нее рукой. Однако пологий участок склона быстро закончился, пришлось зацепиться жумаром и толкать его перед собой, держа веревку внатяг: «Странно: ведь не было, кажется, здесь крутизны? Или была? Неужели?.. А вот именно!»
Маячивший впереди уступчик, на котором он рассчитывал передохнуть, оказался совсем и не уступчиком. То есть отдохнуть-то здесь можно, но…
Ветра как не было, так и нет, белесое это марево – туман пресловутый – и не собирается клубиться или кончаться, наоборот: видимый мир сузился до нескольких метров. Но то, что просматривается на этих метрах, однозначно свидетельствует о том, что в милый уютный вагончик на вершине Женька в ближайшее время не попадет. И значит, не будет ему сегодня ни тушенки, ни сгущенки, ни других радостей цивилизации.
Под ногами была тропа, а по ее обочинам росла трава. Густая и сочная, с цветочками – вот так! А веревка тянулась дальше в туман. Правда, склон там совсем пологий, и не нужна на нем никакая веревка, если только для ориентира. Собственно, можно просто пойти по ней дальше, но ведь был уговор, что он в первую очередь «топчет лыжню», «торит тропу» и разведывает путь сквозь миры…
Женька решил смириться с неизбежным и стал подводить итоги своих свершений: «Значит, так: сначала было ущелье. Я лихо спустился на дно и оказался в Мамонтовой степи. Назовем это „мир № 1“. Потом вернулся в исходную точку, стал подниматься по склону и оказался в „мире № 2“ – поплавал там на льдине. Теперь вот „мир № 3“… А может, оно само рассосется? Посижу, покурю (эх, не курю!), и глядь: нет уже ни тропы, ни травки, а тянется вверх обычный склон – ползи себе да ползи!»
Он уселся на тропу, поерзал по ней, потрогал руками: земля теплая, и это понятно – травка-то здесь совсем не северная, и запах… Он вдруг понял, что ощущает даже не один какой-то запах, а целый букет, и очень, надо сказать, знакомый букет! Он, конечно, подпортил свой охотничий нюх в мире Николая, но кое- что различить еще может: «Ведь так уже было: сейчас, сейчас вспомню!»
Но вспоминать не понадобилось. Только что он сидел спиной к склону и смотрел в непроницаемое белесое марево. И вдруг оно стало просвечивать: неспешно так, но быстро, вроде как солнца лучик блеснул, что-то там замаячило…
Женька зажмурился, потряс головой, глубоко вздохнул и открыл глаза: «Ну, здравствуй, Хаатика!»
Глава 3. Через миры и века
Спина и шея окончательно онемели, когда старая Мааниту закончила свои манипуляции. «О, боги Священной горы, наконец-то!» – обрадовалась Эллана и, оттолкнувшись от подлокотников кресла, шагнула в межзеркалье, где можно видеть себя всю со всех сторон. Что ж, терпела она не зря: старая Ма знает свое дело! Волосы стали черными, блестящими и пушистыми, а лежали они так, словно и расческа-то их не касалась. Девушка тряхнула головой и крутнулась на одной ноге. Волосы взлетели густым веером и легли точно на прежнее место.
– Ну, как? – любуясь собой, спросила Эллана.
– Да так… – пожала могучими плечами Мааниту. – Под низ сгодишься!
Девчонка-помощница – одна из бесчисленных внучек (или правнучек?) – прыснула в кулак:
– Почему под низ-то?
– А потому: когда баба сверху, то все ейные недостатки видать сразу! – рявкнула Ма и глянула на родственницу так, что та уже не знала, куда деваться.
Эти девочки из провинции возникали и исчезали бесследно как-то сами собой. Элл давно уже перестала запоминать их имена. Так и звала их – »Внучками». Скорее всего, Ма обучала их, а потом пристраивала замуж или служанками-наложницами в хорошие руки. Сама же Мааниту безраздельно царила в доме Атель-ру-Баир-Кен-Тена, известного в народных массах под кличкой «Патиш», уже лет двадцать, а для Элл – просто всегда.
История появления Мааниту в столице империи была тесно переплетена со скандальной эпопеей королевы Шабриллы. Последняя была женой монарха небольшого, но очень древнего и очень независимого государства на юго-западной границе Хаатики. И в государстве этом как-то раз началась смута: однажды утром слегка протрезвевший народ с удивлением узнал, что вчера он заставил ненавистного правителя Марлетуна подписать отречение. В ходе дальнейших событий бывший король скоропостижно скончался после продолжительной болезни, а Шабрилла, имея поддержку широких народных масс и части аристократии, приняла на свои хрупкие плечи всю тяжесть правления. К сожалению, на эту ношу вскоре нашлись и другие претенденты, перевешать которых она не успела. В результате очередного переворота справедливость якобы восторжествовала, и безутешная бывшая королева Марлетуна кинулась искать защиты в столицу империи.
Ее пребывание в Хаатике чуть было и здесь не привело к смуте: оказалось, что мужчины совершенно не способны противостоять ее капризам и прихотям. Положение спас молодой и скромный, но совсем не бедный профессор историко-философского отдела Королевского университета. Перспективный ученый и талантливый преподаватель, глава древнейшего рода империи умудрился каким-то образом обуздать дикий, разнузданный нрав очаровательной Шабриллы – женщины, ставшей легендой еще при жизни.
Они жили счастливо? Или не очень? Трудно сказать… Лет через пять прилетела стрела – короткий тяжелый болт, выпущенный из плохого арбалета. Полоумный оборванец под пытками так и не сказал, кто его послал, кто заставил нажать спусковой крючок. Вполне возможно, что он и правда был одним из тех, кому она когда-то отказала.
И осталась дочь. А профессор стал капитаном стражей короны. Сначала, правда, он был рядовым. Стражи короны – это те, кто, формально, должен охранять дворцовые хозяйственные постройки, а неформально… От дальнейшего повышения по службе Патиш уклонялся. Он и так знал, что реальную власть над столицей делит только с одним человеком – главой гильдии ассенизаторов.
Мааниту появилась вместе с Шабриллой – то ли служанка, то ли охранница, то ли подруга для однополой любви, а может быть, все сразу. Эта крупная женщина в молодости была очень красива, но рядом с маленькой изящной Шабриллой мужчины ее просто не замечали.
Эллана, конечно, этого не помнила, но рассказывали, что именно она не дала уйти Мааниту после смерти матери. Та осталась в доме Патиша и с годами плотно вросла в жизнь почти всех аристократических семейств столицы. Дело в том, что Ма владела удивительным искусством делать женщин красивыми: чуть- чуть подправить прическу, капля косметики, а духи лучше вот эти и вот сюда; осанка, жест, мимика – и немолодая, измученная изменами мужа матрона уже не знает, как разорваться между юным любовником и вдруг воспылавшим мужем. Бесцеремонная, фантастически грубая Мааниту сделалась лучшей, доверенной подругой чуть ли не всех знатных дам Хаатики. Из-за нее ссорились, плели интриги. Всяких секретов она знала, наверное, больше любой тайной канцелярии, но утечек не допускала: и помыслить было нельзя,
