под гладкими подошвами мокасин и не давала приличной опоры. Дело кончилось тем, что одной ногой Семен поскользнулся, а другой запутался в траве – в результате чуть не сделал «шпагат» и плюхнулся на землю. При этом он еще и умудрился врезать самому себе посохом по черепу (хорошо, что капюшон надел!). Он тут же вскочил, начал отряхиваться и чесать ушибленное место. Вряд ли это заняло много времени, но когда он привел себя в порядок и собрался двигаться дальше, то обнаружил, что вокруг ничего нет.
Только снег.
Первая мысль была совсем не о том: зря он отряхивался – сейчас его все равно облепит с ног до головы. И вообще, надо было вывернуть рубаху мехом внутрь, иначе… Да и вообще, смешно: снег идет, зима вроде бы, а он с голыми ногами! Правда, сейчас, наверное, или ноль градусов, или даже чуть выше – снег тяжелый и мокрый, а на земле так просто каша, в которой разъезжаются давно промокшие мокасины. «Это сколько же придется сушиться без костра-то?! Впрочем, там есть запасная зимняя рубаха – тяжелая, теплая, еще, можно сказать, не надеванная! Правда, ее так удобно использовать в качестве подстилки… Ну, ничего, уж как-нибудь!»
Скользя и спотыкаясь, он прошел еще метров сто, прежде чем убедился, что безнадежно потерял направление. То есть он понимал, что при видимости 5–7 метров на ровном месте это вполне может случиться, даже обязательно случится, но верить не хотел. Представление о том, где что находится, было совершенно четким, не вызывало никаких сомнений, и он шел. Это же совсем рядом – ну, сколько ему осталось? Пара сотен метров? Скорее меньше, чем больше! Да нет же, глупости все это – вот же тут где-то и должен быть шалаш! Вот, вот еще десяток шагов – и сквозь белую муть проступит залепленный снегом конус! Ну, еще чуть-чуть! Да где же он?!
В своей предыдущей жизни Семен Николаевич Васильев был геологом-полевиком. Специалистом по работе в труднодоступных и неосвоенных районах Севера и Северо-Востока. Правда, зимой он обычно воевал в городе за своим письменным столом, но что такое дождь, туман и снег, знал прекрасно. А еще он знал, что такое потеря ориентации при ограниченной видимости. И чем это может грозить. А уж что в такой ситуации следует делать, расскажет любой школьник.
Ничего.
Ну, подавать звуковые сигналы…
«А что? Это – мысль. Я же все-таки не один здесь – где-то рядом сидит Головастик и лепит из глины какую-нибудь фигню. Услышит, откликнется – и все дела! Вместе посмеемся…»
Семен начал кричать. Громко. Во все стороны.
Ничего.
Как под ватным одеялом…
Он развязал ремешок и развернул подол рубахи, удлинив ее до середины голеней. Опустился на корточки. Стал думать.
«Скоро начну мерзнуть – сейчас я разогрет от ходьбы и бега. Влип по полной программе. Причем совершенно по-детски, глупо, позорно, можно сказать. Ведь не буран и не пурга – просто плотный снегопад. Как оно там?
Хорошая песня, только автора не знаю. Или вот у Городницкого:
Уж коснется или не коснется, а дела мои дрянь. Да и не кружится он, а просто падает. В общем, будем опять загибаться. Вот так это и бывает… Если человек спрыгнул с самолета без парашюта прямо в Ниагарский водопад и остался жив, это совсем не значит, что он не может попасть под трамвай или захлебнуться в ванной. Ладно, Сема, давай рассуждать, анализировать, разрабатывать план и принимать решение. Что мы имеем? Ничего. Что нам нужно? Только одно – чтобы кончился снег. Он МОЖЕТ кончиться? Да, безусловно: через час, или через сутки, или через трое, или… Впрочем, дальше уже можно не считать. Давай сначала отрежем лишние сущности. Очень хочется найти шалаш – он где-то рядом. Это риск – причем смертельный и глупый. Надо от него отказаться. Полностью. Запросто пройдешь мимо в десяти метрах и уйдешь куда-нибудь в степь. А через пару часов снега будет выше колен, и ты просто не сможешь двигаться. Нет, нужно оставаться на месте. От меня почти ничего не зависит. Если температура не понизится, если не поднимется ветер, то можно продержаться несколько часов. Для этого нужно двигаться. Как? Ходить по кругу. И петь песни, рассказывать анекдоты, читать лекции, сочинять стихи – все, что угодно. Протоптать короткую круговую тропинку и медленно ходить по ней. Можно зарыться в снег. Нет, этот – слишком мокрый, да и сам я не сухой. В этой слякоти согреться не удастся, будет только хуже. Значит, надо идти: „…Не страшны дурные вести – начинаем бег на месте!..“ Эх, Владимир Семенович! Вот с тебя-то мы и начнем…»
И он начал.
Под мокасинами чавкала растоптанная каша из земли и воды. Снег на обочине становился все глубже. Он налип на рубаху и капюшон толстым тяжелым слоем, но Семен его не стряхивал – так теплее. Песни почему-то не пелись – куража, что ли, не было, и Семен решил себя не насиловать: концерт устроим, когда начнется агония. Он опирался на посох, медленно переставлял ноги и на каждом шаге сжимал и разжимал пальцы, давая дополнительную нагрузку ступням. Мех в мокасинах давно напитался водой, но эта влага пока еще была теплой. Ни рукавиц, ни перчаток у него, конечно, не было, зато была возможность удлинить рукава, отвернув обшлага. Ветка подшила к ним, как и к подолу, дополнительные полосы меха. Таскать все это в теплую погоду было очень неудобно, и он не раз жалел, что взялся за усовершенствование традиционной одежды. Впрочем, столько же раз во время холодных ночевок он радовался и длинным рукавам, и подолу. Для уменьшения теплоотдачи нужно было бы подпоясаться, но Семен решил с этим повременить в надежде, что от тепла тела рубаха изнутри хоть немного просохнет.
«В общем, Сема, все не так уж и плохо: твоя агония будет долгой. Как там ответил Абдулле товарищ Сухов? „Лучше б, конечно, помучиться…“ Вот у Стивена Кинга есть такой роман – „Большая прогулка“ называется. Полторы сотни юношей отправляются в путь по дорогам страны. Они должны идти, не останавливаясь и не сбавляя скорости до конца. Сошедших с дистанции добивают. Остальные идут – несколько суток подряд, и впереди у них нет никакого финиша. „Прогулка“ закончится, когда все погибнут и останется только один участник. Он станет победителем и получит все, что пожелает. Сколько же суток они шли в том романе? Не могу вспомнить – вероятно, когда читал, не зафиксировал на этом внимание. А жаль. Я-то сколько смогу так кружить? Сутки? Двое? Бр-р! И ведь как обидно, черт побери! Ведь это же банальнейшая для наших северных поселков зимняя история: пошел человек к соседу, чтобы добавить, – подумаешь, пурга, это же рядом! Вышел из дома, споткнулся или еще что, да и замерз под соседским забором – в нескольких метрах от крыльца…»
Снег все падал и падал. Тропа становилась все глубже – почти по колено. Время от времени Семен поворачивался и шел по кругу в другую сторону – для разнообразия. Он давно уже превратился в ходячий сугроб, и снег ощутимо давил на плечи, но он его не стряхивал, а гадал – свалится сам или нет? Пальцы руки, держащей посох, мерзли, и Семен решил не таскать палку с собой. Он воткнул ее в снег на обочине, а руки втянул внутрь рубахи, оставив болтаться пустые рукава. Некоторое время он развлекался тем, что, подходя к посоху, каждый раз с ним здоровался, но это ему быстро надоело. Очень раздражало отсутствие представления о времени – с часами, наверное, было бы веселее. По его прикидкам, когда он подходил к шалашу, должно было оставаться еще несколько часов до темноты. Скорее всего, не так уж и много. Это хоть какой-то репер: стемнеет, и можно будет начать ждать рассвета. Будет вполне конкретная и ясная цель – дожить до утра. Утром, конечно, может ничего не измениться, но ждать его все-таки приятней, чем ночи, которая все никак не наступит. Вечер как бы дразнил Семена: то вдруг резко темнело, и снегопад усиливался, то внезапно светлело, и снег становился таким редким, что можно было видеть все вокруг метров на двадцать. Смотреть, правда, было не на что.
Думать, собственно говоря, было тоже не о чем. Событий в последнее время произошло мало, а вот возможностей для размышлений много. Все, что можно придумать про хьюггов, ультханов и камень Аммы, давно придумано, и возвращаться к этой теме, не имея новой информации, смысла нет. «Вот сегодня получилась прикольная встреча с волками. Чуть ведь не опозорился… Впрочем, при чем тут позор? Загрызли бы, да и все! А серебристый сказал: „Я тебя знаю“. Как же они передают информацию друг другу? Телепатически, что ли?! Интересная тема, но мозги напрягать бесполезно – все равно ни до чего не
