тупик, встал перед одним совершенно загадочным явлением. Все последнее время все последние, причем строго законспирированные дела всякий раз проваливались, как только в них принимал участие Азеф, и тогда же вполне удачно проходило все, куда он не был посвящен. Когда эта мысль впервые мелькнула у меня в голове, я чуть не сошел с ума: 'Не может быть'. Одно подозрение такое, даже никому не высказанное, робко зашевелилось в душе, и то мне казалось кощунством. Азеф — и вдруг он, который и т. д. — и вдруг предательство, провокация, измена. Невозможно!
Становились волосы дыбом. Я почти перестал спать. Не находил себе покоя. Ведь это так ужасно».
Итак, Бурцев вычислил главного агента охранки. Он проделал огромную работу — и обнаружил то, что в общем-то лежало на поверхности. К примеру, так называемое «саратовское письмо». Осенью 1907 года ЦК партии эсеров получил из Саратова от местных эсеровских работников письмо, в котором речь шла об агенте охранки, действовавшем в самом центре партии. Азеф по нему вычислялся без вопросов.
Были и другие факты, например, разнообразные провалы революционеров — и всё сходилось на Азефе. Правда, точных данных всё-таки не имелось. Бурцев «качал на косвенных», материал, им собранный, представлял из себя нагромождение версий. Для того чтобы обвинить руководителя Боевой организации, этого было маловато. Бурцева стали считать маньяком, который уперся в одну идею.
В августе 1908 года в Лондоне проходила конференция партии социалистов — революционеров. Там в числе прочего было вынесено и такое решение:
«Продолжать пассивно относиться к слухам, деморализующим партийные ряды, нельзя… уже обнаружился и источник их — именно Бурцев. Необходимо привлечь его к ответственности и тем сразу оборвать нить слухов».
Решено было привлечь Бурцева к третейскому суду. Тут, наверное, стоит пояснить, что это такое. Третейский суд — вариант решения конфликтов без участия государства. Обе конфликтующие стороны признают, что они уважают мнение неких третьих лиц, которые их и рассуживают. Грубо говоря: у вас с человеком спор, и вы позвали знакомого, Ваню или Петю, который должен вас рассудить.
Судьями были назначены бывалые революционеры: В. Фигнер, П. Кропоткин и Г. Лопатин. Из них особенно интересен князь Петр Алексеевич Кропоткин. К социалистам — революционерам он не имел никогда никакого отношения. На тот момент князь был теоретиком анархизма, признанным во всем мире, — то есть человеком сторонним, к разборкам в партии не причастным. С другой стороны, Кропоткин являлся «патриархом». Он был одним из первых народников, начавшим революционную деятельность еще с кружка «чайковцев». Важно то, что в его личной порядочности никто не сомневался. Он и в самом деле был исключительно порядочным человеком.
Итак, суд был назначен — но его постоянно оттягивали. И тогда вперед полез подсудимый, Бурцев. Он заявил, что если суд не состоится, то он опубликует свои материалы в печати. Это было никому не нужно, тем более, эсеры полагали, что он ничего не имеет, кроме своих домыслов. Собственно, ничего у Бурцева и не было. Но вдруг…
Появилась совершенно неожиданная фигура — бывший начальник Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин.
Человек это очень интересный. Как-то так сложилось, что он считается аристократом и либералом, и поэтому, дескать, ему, такому высокодуховному, были противны странные игрища Департамента полиции. Правда, сразу возникает вопрос — а что тогда он делал на посту главы этого самого Департамента? Но, ладно, начнем по порядку…
В том, что Лопухин был аристократом, нет никаких сомнений. Он происходил из столбового дворянства. Первая жена Петра Великого, Евдокия Лопухина, была как раз из этого рода. Но мы уже убедились, что происхождение не значит ничего. Тот же князь Петр Кропоткин имел происхождение еще похлеще, являясь и вовсе Рюриковичем — то есть имел прав на российский престол, пожалуй, побольше, чем Николай II. Тем не менее, Кропоткин являлся анархистом и революционером.
В отношении либерализма Лопухина тоже не очень ясно.
«В 1902 году проходили крестьянские волнения в Харьковской и Полтавской губернии, которые были подавлены при помощи войск, были убитые и раненые. На процессе над участниками волнения грубо нарушались судебные нормы того времени, в результате чего адвокаты объявили протест и отказались участвовать в процессе: особенно отличился своей непримиримостью обвининитель А. Лопухин. На молодого прокурора обратили внимание в верхах».
Как мы помним, Лопухин сыграл очень непонятную роль в деле убийства великого князя Сергея Михайловича.
И еще о либерализме. В 1903 году именно Лопухин был направлен в Кишинев расследовать причины погрома и отрапортовал: всё хорошо, никто не виноват. Я готов в это поверить, но… В 1906 году Лопухин направил председателю Совета министров Столыпину открытое письмо, в котором обвинял правительство в организации еврейских погромов. То есть говорил совершенно противоположное тому, что утверждал три года назад. «Не мог молчать»? Видали мы таких правдорубов в «перестройку»…
А суть дела была вот в чем. После убийства великого князя Сергея Александровича Лопухина вышибли с должности начальника Департамента полиции и отправили губернаторствовать в Финляндию. Там он продержался полгода и вылетел в отставку совсем. Считается — за либеральное поведение. И вот тут мы подходим к одной особенности Лопухина, которая выделяла его из массы российских чиновников. Он полагал, что революция неизбежна. Не потому, что она ему нравилась — просто изучая доступные ему факты (а он являлся очень информированным человеком), Лопухин пришел к выводу, что революцию остановить невозможно. Напомню, в те времена никто не мог просчитать того, что первую революцию в конце концов подавят. Тогда казалось: раз уж она случилась, то всё пойдет вразнос. И человек просто стал смотреть на другую сторону.
Он начал заигрывать с оппозицией, с кадетами — но бывший начальник Департамента полиции для либералов был какой-то не той фигурой… Понятно, откуда пошли «разоблачения» Плеве? Надо было сделать себе имя среди либералов.
Лопухин попытался вступить в партию кадетов, но в этой среде на него смотрели косо. Тем более, он претендовал на то, чтобы сразу попасть в ЦК. Либералы решили, что это как-то слишком.
Пытался он вступить и в коллегию адвокатов, но и тут его не приняли: как же — бывший работник карательных органов. Тогда Лопухин подался в частный бизнес, благо был всё-таки юристом по образованию, а таких людей ценили. В частности, он занимался размещением на лондонской бирже акций основанного в России Соединенного банка — кстати, одного из крупнейших. Так что чисто материально он жил совсем не плохо.
Но вот зачем-то его понесло разоблачать Азефа.
По поводу мотивов этого деяния существует множество версий, только их рассмотрение могло бы составить отдельную книгу. К примеру, имеются и масонские. Лопухина в Бурцевым свел А. Браудо, руководитель отдела Rossica Публичной библиотеки в Петербурге, который был масоном…
Как бы то ни было, Бурцев «случайно» сел в поезд Берн — Берлин, где ехал Лопухин с женой. Разговор длился всю ночь. Точнее, не разговор, а монолог Бурцева, который изложил Лопухину историю Азефа. Тот слушал и отвечал короткими репликами, но, в конце концов, сказал ключевую фразу:
«Никакого Раскина[85] я не знаю, но с инженером Азефом несколько раз встречался».
Есть версия, что на Лопухина оказала влияние жена. Она-то ведь не являлась государственным деятелем, и её вся эта гадость, которую она узнала, могла повергнуть в шок. Да, собственно говоря, а
