простым смертным вход был по любому заказан, только Ольга лично могла войти туда…
А еще я вспоминал курьезный эпизод лета 1977 года.
После сдачи какого-то очередного Госэкзамена в Институе, компания моих однокурсников отправилась пить пиво, на Калининский проспект, под кинотеатром «Октябрь» там справа было немудреное летнее кафе под тентами. Я чуть задержался и подошел несколько позже, когда ребята уже сидели в кафе, причем среди них были незнакомые мне люди. Я шутливо — грозно окликнул компанию:
— Так, товарищи студенты, нарушаем? Распитие спиртных напитков…
Внезапно один из незнакомцев, крепенький парень нашего возраста, на полном серьезе вскочил мне навстречу:
— В чем дело? Ты кто такой?… — ну в этом роде.
Мои товарищи его стали останавливать, дескать, наш это, Боря Щербаков, это он шутит так. Парень сел, мы продолжили трапезу, посмеялись вместе над шуткой, познакомились. Парень ловко открывал бутылки с пивом, пробка об пробку, я так раньше не умел!!! Потом мы поехали на съемную квартиру к Володе Циликову, в Давыдково, продолжать знакомство, общались до поздней ночи, когда уже надо было разбегаться по домам. Парень позвонил куда-то, через полчаса к подъезду уже подъезжала черная «волга».
Леонид Брежнев, студент, по-моему, химического института, научил меня мастерски открывать пивные пробки, чего я и демонстрирую с тех пор весьма технично. Интересно, вспомнит ли внук Генсека тот летний день 1977 года? Да вряд ли…Вот, эпоха давно закончилась, да и имена многие потускнели, а полезный навык (это я про пиво), остался!!!Спасибо, Леня!!!
Анчар и грифы
Наверное, немногие помнят смысл и собственно текст пушкинского «Анчара», но уж про то, что Анчар — это древо яда, что-то уж больно ужасное и мистическое, наверняка подсознательно помнит каждый, кто по школьной программе этот самый «Анчар» проходил. Ну, помните?
И потом:
В общем, такая вот рисуется безрадостная картина с этим вредоносным растением. На самом деле официально признанный прототип анчара растет себе спокойно в Йеменских полупустынях, на голых холмах, предгорьях, и в районе Таизза я его видел не раз, и надо сказать, что никакого впечатления на меня «грозный часовой» не произвел, ибо, во-первых, он совершенно не грозный, совсем небольшого размера, может метр — полтора ростом, во-вторых, никаких «дремучих листов» на нем нет, а есть плотненькие, как у кактуса, небольшие мягкие на ощупь листья, бочковидный ствол, и никакие яды с него никуда не стекают, хотя сок его, действительно, считается ядовитым. Хоть А.С. Пушкин и был абиссинцем по деду, арапом то бишь, но слухи о чудовищной ядовитости анчара он явно преувеличил, впрочем, на то она и есть поэзия, чтоб возбуждать эмоции, «глаголом жечь сердца людей». Художественное преувеличение, гипербола. Анчар у него разросся до сказочных, жутких размеров, но это именно и «цепляет»!!! Образ красивый, а прототип — никакой, как обычно, увы, и бывает. Сейчас бы сказали: «маркетинг».
Собственно срочная служба в армии составляла тогда 2 года. Поэтому нас, молодых «гражданских» лейтенантов (т. е. из гражданских вузов призванных), ласково называли «двухгодишники». Первые два года я вполне безбедно проработал переводчиком в Центральном Военном Госпитале, что по тамошним меркам считалось чуть ли не элитным распределением. Мне трудно судить, почему начальство определило меня именно по медицинской линии, видать не производил впечатления по-настоящему армейского офицера, но факт есть факт — я носил белый халат, а не промасленную спецовку.
В конце второго года санского периода меня вызвал «на ковер» полковник Пашаев, Зам Главного:
— Есть мнение, лейтенант Щербаков, отправить вас для дальнейшей службы в гарнизон г. Таизза. Вопросы?
— Вопросов нет.
Надо сказать, что к тому времени я, во-первых, уже был женат, и, во-вторых, моя командировка в Йемен была продлена на год, все согласования получены. Если бы на мое место был хоть мало-мальски «нужный» кому — то из «Десятки» претендент, то шансов на третий год у меня не было бы никаких, это было строго — места «хлебные», знаете, на всех не хватает, посидел малость — пожалуйте на Родину, хорошего понемножку.
Из насиженного санского «врачебного» дома, собрав немудреный лейтенантский скарб, мы двинулись в Таизз. Четыре часа по горному серпантину на юг, навстречу неизвестности.
Известным было только то, что гарнизон совсем небольшой, семей 10–12, правит там Полковник Ушанев, по отзывам довольно самодурный и амбициозный товарищ, работать предстояло в танковых войсках, в бригаде. То, что маленький коллектив означает иногда большие проблемы, я еще не знал. Не знал, что интриги, склоки, скандалы и подглядывание за чужой жизнью (то-есть «контроль за соблюдением норм социалистического общежития», конечно, о чем это я!? — обычное дело, присущая, имманентная окраска ежедневных будней и праздников.
По дороге из Таизза в 6-ую Танковую бригаду в Мафраке, вдоль которой и произрастает в пустыне чахлой и скупой, тот самый невпечатляющий анчар, ездил я каждое утро, что ни свет, на работу. «Мафрак» — по-арабски — перекресток, разделение дорог — одна ведет дальше на юг, к Баб-Эль-Мандебу, а другая — на север, по пустыне Тихама, на Ходейду. В этой стратегической точке и располагалась 6-я Танковая, опорная бригада на южном направлении. Активных боевых действий тогда уже не было, но до фронта — «четыре шага»…
Если бы я писал эти заметки в журнал «National Geographic», или на худой конец, в «Вокруг Света», то я бы не преминул рассказать о том, что каждый раз, по дороге на и с работы, интересно было наблюдать достаточно быструю смену климатических зон: если сам Таизз по меркам Йемена просто утопал в зелени, из-за аккумулирующего эффекта рядом расположенных гор дожди были явлением частым, иногда по- тропически ливневые, то дальше, к морю, плавно начинались холмистая сухая полупустыня, пересекаемая живописными руслами речушек, покрытых густыми банановыми рощами, и, наконец — собственно пустыня, со всеми известными атрибутами — барханы, песок и бескрайний горизонт без намека на источники воды, их там просто нет. В Таизз ведь я попал аж через два года после приезда в Йемен, и к тому времени успел свыкнуться с однообразной Санской природой, с вечной пылью, по сути с отсутствием живой природы. На юге же неожиданно появилась какая-никакая фауна!!!
Появились обезьяны, мелкие, серые, как кошки, они перебегали дорогу перед машинами и иногда,
