необходимость называть Паллену Гиперборейской, если бы речь шла о близком к собственно Греции месте?
Как бы там ни было, скифские женщины были волшебницами, свидетельствует римский поэт, попавший в немилость и ссылку почти в самую Скифию (в город Томы южнее Дуная). Зелья помогают северянкам. Что касается мужчин, то им нужно девять раз погрузиться в воду. Как тут не вспомнить пушкинскую сказку еще раз: ведь именно вода, стоит ей обрызгать героя уже нам известного, помогает ему превращаться даже в комара. По сюжету сказки подходят именно такие превращения - в летающих насекомых, но не в птиц - чтобы остаться незамеченным на корабле и во дворце.
Думается, в истоках, в рассказах Арины Родионовны, пришедших, в свою очередь, из Гиперборейской Паллены народной мудрости, могли быть различные превращения в птиц. Одно такое превращение - самой Царевны Лебеди - уже засвидетельствовано. Оно, правда обратное, то есть птица оборачивается прекрасной женщиной. Нам хорошо известно, однако и прямое волшебство, когда девушки вятичей наряжались лебедицами. Не исключено и применение зелий. Недаром в 'Эдде' говорится о том, что ваны искуснее асов в колдовстве. Скифия, Гиперборея - собирательные названия земель. Теперь, кажется, ясно, к какому именно племени принадлежали женщины, окропляющие зельями свое тело и превращающиеся в волшебных птиц (не так ли и злой волшебник стал коршуном?).
Овидий упоминает одно из удивительных зелий. Это яд. Его название аконит. Оно сейчас хорошо известно. Настойка аконита лучшее средство против раковых заболеваний. Тогда же, во времена Овидия, многие знали, что это ядовитое зелье Медея привезла со скифского побережья. (Не найдется ли, право, в будущем следов другого зелья, того самого, которое помогает превратиться в птицу? Стало ясно, что волшебная сияющая птица - не только миф.)
* * *
В 1828 году Пушкин записал стихотворное начало своей сказки почти в том самом виде, в каком она была напечатана. После строк, рассказывающих о желаниях трех девиц, добавлено прозой:
'Только успела она выговорить сии слова, как дверь (светлицы) отворилась - и царь вошел без доклада - царь имел привычку гулять поздно по городу и подслушивать речи своих подданных. Он с приятной улыбкой подошел к меньшой сестре, взял ее за руку и сказал: 'будь же царицею и роди мне царевича'; потом, обратясь к старшей и средней, сказал он: 'ты будь у меня при дворе ткачихой, а ты кухаркою'. С этими словами, не дав образумиться, царь два раза свистнул; двор наполнился воинами и царедворцами, серебряная карета подъехала к самому крыльцу, царь сел в нее с новою царицею, а своячениц велел везти во дворец - их посадили в телеги и все поскакали'.
Так неожиданно завершились посиделки за пряжей трех сестриц. Стихи примерно соответствуют записи. 'В кухне злится повариха, Плачет у станка ткачиха - И завидуют оне Государевой жене'. Это уже следствия выполнения их собственных желаний. (Сказка цитируется по изданию: Спб., 1832.)
Затем - напомним читателю - царь отправился на войну, а две старшие сестрицы подменяют письмо о рождении сына и точно также подменяют ответ царя, напоив гонца. Молодую царицу с сыном посадили в бочку, засмолили и пустили в океан якобы по приказу царя Салтана.
Волна по просьбе юного царевича Гвидона выносит бочку на берег.
Остров. Поле. Холм с деревом. Это дуб, к нему подходит царевич и делает первый в своей жизни лук, сломав подходящий сук, согнув его и натянув на него шелковый шнурок от креста. 'Тонку тросточку сломил, Стрелкой вострой завострил, И пошел на край долины У моря искать дичины'. Что же он видит у моря? На морской зыби бьется лебедь, лебедка, над ней носится коршун - 'Тот уж когти распустил, Клюв кровавый навострил... Но как раз стрела запела, В шею коршуна задела...'
Интересна подробность. Едва царевич подошел к берегу, он услышал будто стон. А потом снова стон - теперь уже злого коршуна, и опять стон этот не птичий. Лебедь молвит, обращаясь к спасителю:
Ты не лебедь ведь избавил;
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду...
Мы лучше представим себе благородный порыв царевича, если узнаем, что такое нападение хищной птицы на лебедя.
В заметках о путешествии в Россию известный французский писатель Александр Дюма-старший оставил описание соколиной охоты как раз на лебедей.
'Великолепная стая из дюжины лебедей поднялась лишь в двадцати шагах от нас. В тот же момент сокольничие сняли колпачки и подбросили птиц с подстрекательским криком, как делают доезжачие, спуская собак на белую дичь. В две секунды птицы обратясь в черные атомы относительно их тяжелых и массивных врагов, оказались среди стаи, которая с криками ужаса разлетелась. Соколы, казалось, мгновение колебались; затем каждый из них избрал свою жертву и ожесточился против нее. Два лебедя сразу восприняли опасность и попытались уйти от соколов в высоту, но те, с их длинными остроконечными крыльями, хвостом веером и упругим корпусом, тотчас оказались выше стаи на десять-двенадцать метров и отвесно упали на добычу. Лебеди тогда, похоже, попробовали найти спасение в собственной массе, то есть сложили крылья и стали падать всею тяжестью своего тела. Но инертное падение уступало в скорости падению, усиленному порывом; на середине спуска они были настигнуты соколами, которые прилипли к их шеям. С этой минуты бедные лебеди почувствовали себя обреченными и не пытались больше ни увернуться, ни защититься: один летел, чтобы упасть в степь, другой - в реку. Тот, что упал в реку, использовал это, чтобы отстоять хоть минуту своей жизни; он окунулся, освобождаясь от врага, но сокол, почти брея воду крылом, ждал и всякий раз, когда лебедь показывался на поверхности, когда несчастный перепончатолапый поднимал голову над водой, бил его сильным ударом клюва. Наконец, оглушенный и окровавленный, лебедь вошел в агонию и пытался ударить сокола своим костистым крылом, но тот осмотрительно держался вне досягаемости, пока жертва погибала. Потом он опустился на неподвижное тело, которое плыло по течению, издал триумфальный крик, позволяя течению нести себя на плавучем островке, где он оставался до тех пор, пока два калмыка и сокольничий с лодкой не подобрали мертвого побежденного и полного жизни и гордости победителя. Охотники сразу же в награду за прекрасное поведение дали своим соколам по куску кровоточащего мяса, извлеченного из поясных кожаных мешочков'.
Вернемся к пророческому произведению поэта. Ранним утром царица и царевич увидели город, пожалованный им девицей-лебедем. Белые стены. Церкви. Святые монастыри. Блещут на солнце купола, слышится трезвон. Царевича возглашают князем. Он нарекается: князь Гвидон.
С этого времени к пристани начинают подходить корабли. Гвидон передает поклоны царю Салтану.
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальний;
Глядь - поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
'Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?'
Говорит она ему.
Князь печально отвечает:
'Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца'.
Лебедь князю: 'Вот в чем горе!
Ну, послушай, хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром'.
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
