морские офицеры. Фронтовиков почти нет. Если и есть, то как исключение. Кроме них сто датчан, 127 раненых и несколько богатых коммерсантов, известных своею спекуляцией.
Множество дам. Это все родственницы, близкие и дальние, а то и прямо знакомые белого генералитета. И здесь с самого начала досадное неравенство. Отдельные каюты заняты генералами и их женами, а раненые и все прочие лежат вповалку в коридорах, на полу.
Теснота и неудобство увеличились в сильнейшей степени, когда на другой день по условиям плавания по Белому морю пришлось бросить 'Ярославну'. Все пассажиры были с нее сняты и переведены на 'Минин'. На ледоколе, не приспособленном для пассажирского движения, в узких его каютах и коридорах собралось до тысячи человек, и все же 'законы природы' были соблюдены и генералам были комендантом оставлены отдельные каюты».
(Б. Соколов)
Ушли не все корабли, имевшиеся в Архангельске. Ледоколы «Канада» и «Сусанин» остались, потому что их команды сочувствовали большевикам и отказались выходить в море. Впоследствии на «Канаде» спешно установили орудие, и ледокол бросился в погоню. Он догнал беглецов у горла Белого моря и даже сделал несколько выстрелов, но по техническим причинам повернул назад.
Что же касается фронтовых частей, то попросту оставили на берегу. То есть командующий подло сбежал, бросив своих солдат на произвол судьбы. Настоящий русский офицер, что и говорить. Так что генерал Миллер, которого в 1937 году похитили из Парижа чекисты, а потом расстреляли, не вызывает у меня никакого сочувствия. Поделом.
Судьба войсковых частей была незавидна.
«Как только 'Минин' покинул Архангельск, известие о бегстве Миллера и его штаба очень быстро достигло до фронтов. Здесь оно вызвало чрезвычайное возбуждение и сумятицу.
'Снова, — говорили офицеры, — нас предали'.
'Штаб предал фронт'.
Некоторые офицеры не хотели отступать, говоря, что это совершенно бесполезно. Другие, более экспансивные, еще ближе принимали к сердцу бегство главнокомандующего.
Среди офицерства Двинского фронта было несколько самоубийств на этой почве. Так, застрелился ротмистр Сазонович, очень храбрый офицер, который заявил:
'После этого позора не стоит жить'».
(Б. Соколов)
Те, кто прикрывал Двину (так называемый Двинский фронт), оказались между молотом и наковальней — красными частями и Архангельском, в котором сразу же после бегства Миллера образовался ревком. Им ничего не оставалось, как сдаться.
Части, прикрывавшие железную дорогу Вологда-Архангельск (Железнодорожный фронт), двинулись пешком в сторону Мурманской «железки». Это примерно 350 километров по тайге — по полному бездорожью, в тридцатиградусный мороз, без продовольствия. Да и население в немногочисленных населенных пунктах было далеко не дружественным.
До Мурманской дороги белые так и не дошли. В селении Сороки они встретились с красными, где им и сдались.
Впрочем, даже если белые и дотянули бы до железной дороги — ничего бы это не изменило. Потому что дальше идти было уже некуда. Известие о том, что Миллер драпанул, достигло Мурманска на другой день и вызвало восстание, в результате которого власть в городе захватил Мурманский революционный комитет. Части генерала Скобельцына, оборонявшие Мурманскую дорогу, ушли в Финляндию — конечно, кроме тех, кто разбежался.
Первый лагерь уничтожения
С Северной областью связан и один из самых гнусных эпизодов в истории интервенции — концлагерь в Иоханге.
Тут необходимо небольшое отступление. Что такое по сути концентрационные лагеря? (Точнее, чем они являлись до нацистов?) Это места, куда во время войны власти помещают «неблагонадежных» с их точки зрения людей. Изобрели их на родине демократии, в Англии, во время второй англо-бурской войны (1899–1902). Туда загоняли бурское гражданское население, дабы оно не помогало бурам-партизанам. Существовали они и в Первую мировую войну — тут лидировала Австро-Венгрия, в которой славянское население подозревали в прорусских настроениях. В Гражданскую войну концлагеря были и у красных, и у белых. У большевиков туда отправляли с формулировкой «до окончательного завершения Гражданской войны», у белых — без всяких формулировок.
Разумеется, жизнь в этих «поселениях» нигде не была райской. Но Иоханга выделяется и на этом мрачном фоне. Этот лагерь опередил свое время, потому как являлся именно лагерем уничтожения.
Вот что пишет уже знакомый нам Б. Соколов, случайно оказавшийся в Иоханге уже после бегства Миллера. Замечу, что Соколова никак нельзя отнести к коммунистическим пропагандистам. Большевиков он сильно не любил.
«При самом выходе из горла Белого моря на мурманском берегу — бухта. Кругом голые скалы, ни одного деревца. Постоянные неистовые ветры. Все это заставляло издавна людей избегать этих, как они называли, проклятых Богом мест. Действительно, трудно представить себе картину более безотрадную, наводящую свинцовую тоску на душу, чем Иохангская бухта. Земля здесь особенная, скалистая, и даже в летние месяца только слегка отогревается солнцем. На сотни верст никакого селения. Единственное сообщение с наружным миром путем моря. Но в долгие зимние месяцы только изредка заглядывают ледоколы, застигнутые бурным восточным ветром.
…
Генерал Миллер в середине 19-го года решил обосновать здесь каторжную тюрьму для преимущественно политических преступников. В короткий срок было сюда прислано свыше 1200 человек. Частью это были осужденные военными судами за большевизм, но громадное большинство принадлежало к так называемой рубрике беспокойного элемента, то есть подозреваемого в большевистских симпатиях и в оппозиции правительству… Арестанты жили в наскоро сколоченных досчатых бараках, которых не было никакой возможности отопить. Температура в них стояла всегда значительно ниже нуля. Бараки были окружены несколькими рядами проволоки. Прогулки были исключены, да им и не благоприятствовала погода. Арестантов заставляли делать бесполезную, никому ненужную работу, например таскать камни. Начальником тюрьмы был некий Судаков, личность безусловно ненормальная. Бывший начальник Нерчинской каторги, он, очевидно, оттуда принес все свои привычки и навыки. Он находил какое-то особое удовольствие в собственноручных избиениях арестантов, для каковой цели всегда носил с собою толстую дубину. Помимо всего прочего, он был нечист на руку. Пользуясь отдаленностью Иоханг и от Архангельска и тем, что никакого контроля над ним не было, он самым беспощадным образом обкрадывал арестантов на и без того скудном пайке».
Самое-то интересное, что большевиков на Русском Севере почти и не было. И большинство попавших в Иоханскую бухту были просто те, кто слишком громко высказывал свое недовольство властью. Анкета, проведенная Иоканьговским Совдепом уже после падения Северной области, показывает, что из 1200
