– Алло! Алло! – закричала мама и постучала по рычагу. – Что-то случилось. Посмотри, что с телефоном! – кричит она папе.
А Маша не может дотянуться до звонка.
– Папа! – кричит она.
– Сейчас, – говорит папа.
– Мама! Я тебе сделала время! – кричит Маша.
Мама вышла в коридор и увидела Машу с ножницами на стуле.
– Что ты тут творишь?! – закричала она.
– Я вам творю время, – сказала Маша. – Как ты не понимаешь? Просто надо обрезать провода. Ты мне теперь почитаешь, да?
Мама машинально берет книжку, машинально читает, но, боже, сколько эмоций на лице у Маши!
– Чини, – говорит мама папе, не прекращая чтения. – Чини!
Папа возится с проводами.
– Посидим в тишине и решим, кто будет сидеть с ребенком завтра, – миролюбиво предложил папа.
– А когда ты родишь второго, кто? – иронически спрашивает мама.
– А папы детей не рожают, – говорит Маша, – только мамы. Я буду читать ему книжку.
– А ты бы хотела братика или сестричку? – спрашивает папа.
– Я бы хотела много, – отвечает Маша.
Мама растрогана, смущена, растеряна.
– У меня завтра четвертый день опыта, – сказала она, – а я вынуждена думать о другом. Это по- государственному?
– Это как? – спросила Маша.
– Думать о мышах, а не о нас с тобой, – объяснил папа.
– У меня высшее образование, – сказала мама.
– Вот наказание, – сказал папа. – Машка, не учись! А то ненароком забудешь, для чего тебя Бог сотворил.
– Бога нет, – сказала Маша. – Меня мама родила.
– Что за тема в доме?! – закричала мама. – Ты починил телефон?..
– Феклуша, – говорит мама уже по телефону. – У меня беда. Мне не с кем оставить завтра ребенка. Именно завтра.
Папа входит в комнату и выразительно смотрит на маму.
– Мой благоверный? Стоит рядом, сверлит взглядом. Он мечтает о втором ребенке, чтоб передать его Аспидову. Да-да-да! А тот может отдать его бродячим музыкантам или кто ему подвернется.
Папа хватает с вешалки куртку и хлопает дверью.
– Стоп! – кричит мама в трубку. – Я перезвоню тебе, Фекла! У меня тут рефлексии местного значения. – Она бросает трубку и бежит за папой.
Папа убегает из дома по лестнице, а мама съезжает на лифте. Когда папа спускается вниз, мама его поджидает.
– А дальше? Будешь через меня перепрыгивать или как? Завтра она посидит у Феклы, – говорит мама. – А послезавтра я беру отгул и целый день буду гулять с ней сама.
– Разве такое может быть? – спрашивает папа.
Фекла – модная, дорогая портниха – вся увешана брелками, кулонами, цепями, вся в украшениях.
– Почему вы Фекла? – спрашивает Маша. – Так людей не называют.
– Это старинное имя, – смеется Фекла. – Оно сейчас в цене.
– Как это? – спрашивает Маша.
– Дорого, значит, стоит.
– Имя не продается, – уверенно говорит Маша. – Оно же не в магазине, а в человеке.
– Не – в… А – на… Имя – на человеке, – уточняет Фекла. – Как шляпа. Как макинтош.
– Нет, – упрямится Маша. – Имя в самой середине. Оно – в животе.
– В животе! – смеется Фекла. – Ты прелесть! Но, увы, это не так. Имя – тоже украшение. Например, твое. Марья-искусница, Марья-царевна… Сейчас это модно. Былинная седая старина. Люди меняют молодые имена на старые. Между прочим, по паспорту я Фаина. Но это не звучит. Правда?
– Звучит, – говорит Маша. – Еще как!
– Ты, наверное, захочешь есть? Но я предупреждала твою мать, – говорит Фекла-Фаина, – у меня разгрузочный день. Я пью только сырую воду! Запомни, дитя мое, шить на худых легче.
– Но вы же умрете! – пугается Маша.
– Еще как не умру! – бодро отвечает Фекла. – А когда очень, очень хочется есть, жую зерно с Птичьего рынка.
– С Птичьего рынка! – восторженно вздыхает Маша. – Я там была… с папой.
– Можешь пожевать, – говорит Фекла, ставя перед ней блюдечко с намокшей пшеницей. – Но чтоб я тебя не слышала!
Она пододвинула Маше гору журналов мод и шкатулку с побрякушками.
Маша ест намоченное в блюдечке зерно и рассматривает модные журналы. Когда Фекла идет в свой угол к швейной машинке, Маша идет в туалет вместе со шкатулкой и куском яркой материи, которая лежала на диване.
– Уже? – удивляется Фекла. – Достанешь до выключателя?
Слышен звук спускаемой воды.
– У тебя болит живот? – кричит Фекла.
Молчание. За дверью тихо, потом она открывается и возникает совершенно невероятное существо. Все, что было в шкатулке, сейчас на Маше. И не только это. Вместо платья на ней ночная рубашка Феклы, кусок материи волочится по полу как шлейф. Лицо в помаде, к бровям прикреплены ресницы, на голове парик, растопыренные пальцы покрашены лаком.
Звонок в дверь. Фекла впускает клиентку, которая, онемев, разглядывает, видимо, свою материю, волочащуюся по полу.
– Дайте мне туфли на самом высоком каблуке, – говорит Маша.
Фекла звонит из вестибюля института, где работает мама, а Маша – вся в засохшей краске – сидит на стуле.
– Забери ее сейчас же! Она внизу! – крикнула она в трубку и бегом побежала из института.
Маша посмотрела ей вслед и вздохнула.
Мама звонит по телефону.
– Петрович! – кричит она в трубку. – Миленький! Там у тебя в вестибюле моя беспризорная дочка. Покарауль ее, а? У меня мышка рожает!
Старый хромой вахтер института снял с Маши грязное платье и моет ее в теплой воде. Потом он надел на нее мужскую рубашку и посадил пить чай. Маша пьет, а он отстирывает в тазике ее бельишко. Отстирал и повесил на батарею. А потом осторожно стал выбирать куски краски и лака из ее волос. Маша, осоловелая, сонная, требует:
– Расскажи мне, дедушка, сказку.
– Значит, так, – говорит вахтер. – Жили-были дед и баба. И был у них сын-красавец. А потом началась война, и сына того убили. И не стало у бабки с дедкой ни сына, ни внуков.
– Внуков тоже убили? – спрашивает Маша.
– Так вот же… – отвечает вахтер. – Раз одного, то и другого.
– А потом? – спросила Маша.
– А потом война кончилась, а дедке с бабкой – все равно невесело. И бабка умерла с горя. А дед все живет и живет. Вот такая сказка.
Маша обняла вахтера и сказала:
– Хочешь, я буду тебя любить всю жизнь и никогда не умру?
– Хочу! – сказал старик.
– Когда я вырасту, – Маша шепчет ему на ухо, – войнов не будет.
