– Наша дочь… она еще и твоя внучка, - грустно сказал Рома.
– Да-да, конечно, прости! Как она?
– Все в порядке, ходит в сад, по выходным ездит к бабе Люсе.
Вера вздрогнула. «Лю-у-ся! Лю-у-усенька!» Интересно, был бы Костя рад, что у них общая внучка? Этот вопрос преследовал Веру с того момента, как Аська родилась. И именно поэтому у нее не возникало желания видеть эту девочку. Абсолютно никакого! «Бабушкинский инстинкт на нуле», - шутила она сама с собой.
– А как бабушка? - спросил Рома.
– А, - Вера махнула рукой. - Все так же, ни в ту, ни в другую сторону.
– «В ту» - я понимаю, а что есть «в другую»?
– Не лицемерь, Рома, ты все прекрасно понимаешь! - И она тяжело вздохнула. Роман внимательно поглядел на мать и ужаснулся: старуха! Такая же, как бабушка, только ходячая. Волосы все седые, редкие, всклокоченные, глаза потухшие, под набрякшими веками. И согнулась мать как-то вся, будто горб у нее растет. Жалость захлестнула Ромку.
Но, пока он разглядывал мать, та тоже исподволь разглядывала сына и ужасалась не меньше: был же интересный парень, а что от него осталось? Худющий, бледнющий, неухоженный какой-то, на плечах килограмм перхоти. Последний раз он заходил месяцев пять назад, денег принес на лекарство… Он был в куртке, шапке, как-то не так было заметно, какой он щуплый и заброшенный. Ему тридцать два, а выглядит на сорок. И не мужик, а какой-то веник, или как там сейчас говорят - «совок». Костя и то был мужчина помасштабнее, попрезентабельнее.
И мать с сыном бросились вдруг к другу в порыве взаимной жалости, всхлипнули, обнялись. «Переехали нас, как трамваи, все эти «Люси-Люсеньки», - думала Вера, впрочем, без ненависти, вполне остыв от всех былых страстей.
– Я уже старенькая, малыш.
– Зови меня только Максом. Я тебе дам - малыш. И в каком это месте ты старенькая?
– А вот в этом, - Рита подергала себя за волнистую прядь волос, выбившуюся из стянутого пестрой резинкой «хвоста». Видишь, сколько седых?
– Ну-ка, ну-ка… - Макс погладил прядку, потом поднес ее к губам и нежно поцеловал. - Они не седенькие, они - серебряные. Дурочка, это волшебные волосы, чем их больше, тем человек счастливее, красивее и умнее.
– Да-а? Ну, в таком случае, я пока что все-таки несчастная, уродина и дура.
– Мадам, на вас не угодишь!
– Не дерзи старшим!
– А ты прекрати закомплексовывать меня своим возрастом! Я и так знаю, что убог и сир.
– Дурачок! Это я - старая идиотка!
– Сейчас дам в зубы! Как ровеснице.
– Чудовище, ты бьешь девочек?
– А как же? Без этого я давно умер бы от скуки. Бить девочек - это ж кайф!
– Слушай, Макс… А ты уже влюблялся?
– Десять тысяч раз. Последний - в Мадонну.
– Я серьезно…
– А если серьезно… Ну-ка, поди сюда! Давай, давай… - он властно взял ее голову своими большими ладонями и приблизил ее лицо к своему. - Если серьезно, то я люблю тебя, Рита. Я схожу с ума, я не могу без тебя вот уже две недели, с того самого дня. Я люблю тебя…
– И я люблю тебя… - прошептала Рита. Он начал нежно ее целовать: лоб, глаза, щеки, губы, так нежно и осторожно, будто боясь спугнуть. Рита закрыла глаза, у нее закружилась голова. Закружилась так, как никогда раньше. Разве только тогда, лет пятнадцать назад, с Гошей было что-то подобное? Кажется…
– Ой! - вдруг вскрикнула она и с силой оттолкнула от себя Макса.
– Что такое? Ты что? - испугался тот.
– Макс, на что это похоже? Стоим в подъезде, как будто мне в самом деле пятнадцать лет! А мне, между прочим, домой пора, к сыну, маму отпускать, муж скоро придет…
– Я хочу познакомиться с твоим сыном.
– Сбрендил?
– Он похож на тебя?
– Очень… Познакомиться… Забудь об этом. Пока что…
– А… Мы так и будем бродить по улицам и кафешкам? Почему ты не хочешь прийти ко мне в выходные? До ноября мои предки все уикенды проводят на даче.
– Гений! Дома я что скажу?
– Наври про тетку.
– Глупее не придумать!
– Сама же говорила: твоя мама с ней не общается, муж сроду сам не позвонит…
– Тебе в голову не приходит, что тетя Сима может мне позвонить именно в тот момент, когда я якобы буду у нее. Трубку возьмет Гоша…
– Проклятие телефонизации, телефонам и тому, кто это изобрел!
– Есть другой вариант… - Рита задумчиво кусала губы.
– Ну?
– У меня же свободный график… С утра пораньше я отведу Ваню к маме, по-быстренькому съезжу к тете Симе, всем скажу, что потом хочу пройтись по магазинам. А сама вернусь домой.
– И я приду к тебе…
– Гошка приходит не раньше восьми…
– У нас будет куча времени…
– Я, наверное, дура, но… Тебе было бы интересно почитать мои статьи? Мне почему-то хочется…
– Я прочту все твои статьи, я послушаю все твои записанные на кассеты передачи! Я посмотрю все твои фотографии, начиная с детства. Я узнаю о тебе все!
– И, может быть, сразу разлюбишь… - немножко лицемерно вздохнула Рита.
– Этих слов я не слышал. Даже не надейся! Все, попалась птичка в лапы тигровой акулы, навсегда попалась!
– Никогда не говори «навсегда»!
– А ты никогда не говори «никогда».
– В какой день ты можешь прийти?
– Я могу слинять с занятий когда угодно.
– Тогда - четверг. Ведь это наш день, помнишь?
– Конечно.
– Счастливый день… Кто бы мог подумать - ведь он рыбный, а я терпеть не могу рыбу!
– Вот еще одна новость о тебе! Что ж, рыбу мы исключим из нашей жизни навсегда.
– Опять «навсегда»?
– Я ж про рыбу…
– Слушай, мне правда пора!
– Последний раз! - Он привлек ее к себе и снова начал целовать, только на сей раз жадно и страстно. И Ритка опять закружилась на карусели.
Юля, Рома и Ася ужинают. Как обычно: вареная картошка, сосиски и маринованные болгарские огурцы из банки. За все эти годы их кухня практически не изменила своего вида. Только другое бра на стене над столом, раз шесть менялась скатерть… А так, те же шкафчики польской «Зоей», потерявшие вид и форму - стенки и дверцы покоробились, белое - потемнело, некогда бежевое - выцвело. Из крана все время занудливо подкапывает. «Надо бы поменять прокладку», - отмечает про себя Рома, ковыряя вилкой остывающую картошку.
На столе совсем не аппетитный вид: хлеб выглядывает из пакета (кому надо - отрезай), сосиски поданы прямо в миске (кому надо - вынимай). Аська жует без энтузиазма. Юлька практически не ест. Она
