– А ты не лезь под колеса. Куда торопишься?
– У меня сроки выходят, – зло сказала она. – Беременность десять недель. Надо поспеть, пока души нету. Не дергайся. Обойдусь.
Он впился ей в плечо.
«Пять пальцев – пять синяков, – подумала она. – Чего еще от него ждать?»
…Было решено. Себя, каменного, он не навяжет никому. Женщины не приживались в его жизни. Они или уходили, или погибали, или являлись как фантомы… На один раз… В те дни, год назад, одна такая, фантомная, отдала ему рубашку, другая пустила переночевать. Но так и не назвались… Не сочли нужным представиться.
Это плечо, которое он сейчас раздавливает, последние полгода приклеилось так, что думал: его придется отдирать с кровью. Тут главная мысль – придется отдирать. Хватит с него боли…
– Только попробуй, – сказал он ей вопреки всему. – Только попробуй его тронуть.
Никто не знал, что на разделительной полосе Ярославского шоссе начинается новая история. Ее еще придется прожить, просмеяться, проплакать. Поэтому эти двое все не могли стронуться с места… Перед долгим путем.
Сколько же можно давить ей плечо? Больно же… Но она знала – именно так выходит страдание. Для начала – из него в нее. И она терпеливо принимала эту боль, как бы сделали девять из десяти женщин. Она не была десятой… Она была как все.
Веснин же не понимал, откуда эта странная слабость, что тяжелит ноги и плечи. Он ничего не мог с ней поделать, этот похожий на одинокого волка человек. Он ей покорялся, слушая, как распутываются в нем странные лихорадочные нитки.
Другой же, юный, понимал все.
– Неправда, – говорил Георгий Алке, – что любовь – сила. Любовь – слабость и нежность, и это гораздо лучше силы. Это выше ее. Ты меня понимаешь?
– Нет, – ответила Алка. – Все твои мысли дурацкие. Я люблю тебя
– Давай померяемся, – смеялся Георгий. – Ты сама увидишь, что прав мужчина.
…И они мерились любовью… Единственной мерой из всех мер… В бесконечной игре без правил.
