Нелку в этот существующий вне закона, вне правил, вне морали порядок… Так неужели он такая сволочь, что подставит под удар еще одну жизнь?
«Но ведь уже все случилось, все. Иван Тряпкин – последний несчастный в этой истории, – думал Юрай и знал, что врет о последнем несчастном, что все еще впереди… Господи, прости, о чем это я?»
Все истории, отмеченные тебе судьбой, надо прожить. Тянуло к Нелке, а все равно прибивало к Сулеме.
– Тебе замуж надо, – говорил Юрай этой «частично женщине Востока», – а ты меня домогаешься. Я мужчина бедный, в себе не уверенный, а ты барышня избалованная, европейским сервисом тронутая…
– Брось, – отвечала Сулема. – Если бы ты на меня хоть чуть сердце положил, я б рискнула. Какой к черту сервис? Еще пять лет, и рожать будет поздно. А мне родить охота, у меня, бывает, в сосках стучит до полуобморока. Организм, можно сказать, криком кричит.
Сулема прижимается горячим боком.
– Юрай! Я не пристаю. Не навязываюсь. Но подумай своей головой. Какую-такую ты ждешь на этой земле? Неужели все-таки Нелку?
Пришлось провожать ее ночью, чтоб не травила душу. Вернулся и набрал номер Нелки. Было два часа. Тут же хотел бросить трубку, но Нелка ответила сразу, значит, не спала.
– Это я. Извини, что так поздно.
– Я не сплю… Включи вторую программу.
Шел жуткий репортаж о пропавших людях. Молодой полусумасшедший мистик страстно объяснял, что никакой трагедии в этом нет. Просто люди уже «перешли» в другое измерение. Все там будем после смерти, а некоторые – меченые – переходят живьем. Некто из богословов объяснял все разгулом сектантства. Уводят из стойла рабов Божьих специально обученные эмиссары дьявола. И только один мрачный и плохо говорящий полковник милиции сказал: «Да ну вас! Пропадают одинокие. После них остаются квартиры, комнаты. Миллионный, скажу вам, бизнес. Будь он проклят».
После передачи – уже в половине третьего – Юрай позвонил Нелке снова и спросил:
– Зачем ты это смотришь на сон грядущий?
– Мне тут недавно предлагали обмен. Без всяких на то моих заявлений. Юрай! Ты же знаешь, я так долго была атеисткой, что мне неудобно сказать, что я износила это мировоззрение до дыр. И обнаружила, что не осталось ничего, кроме веры в Бога. Вернее, желания в него верить. Но я стесняюсь своих старых нигилистических лохмотьев. Так я про что? Про квартиру. Этот… Который приходил… Юрай, это точно. Он эмиссар дьявола.
– Пахло козлом и серой? – Юраю хотелось какой-нибудь бездарной шутки, чтобы подавить в себе страх за Нелку. У нее крохотная хрущевка на втором низком этаже: цепкому малому подтянуться ничего не стоит.
– Нет, – ответила Нелка. – Пахло одеколоном «Сальвадор Дали». Но он не человек, Юрай, нет… То есть человек, конечно, я не до такой степени спятила, но это новая порода. Мичуринская особь. Знаешь, чего я в них боюсь? Того, что они ничего не боятся. Это так же ненормально, как наш страх перед всем и вся. В нашей Богом забытой стране одну аномалию поменяли на другую.
– Отсутствие страха, – начал было Юрай, но Нелка закричала громко, нервно.
– Это ужасно, Юрай, ужасно! На бесстрашии бесправия мир и закончится. Извини, Юрай, тебе это неинтересно.
– Я приеду к тебе сейчас, – сказал Юрай.
– Ты сошел с ума! Посмотри на часы! И вообще…
Оседлав какого-то романтического левака, который за плату попросил историю позабористей, Юрай рассказал про только что виденную телевизионную передачу.
– Мне тут один, как и вы, ночной бродяга, – сказал левак, – поведал, что в пустотах под городом – вы же понимаете, что их уйма, – просто скопище якобы пропавшего люда. Их будто бы сторожат, а потом куда-то увозят. Я не верю. В нас взыгрывает, как в излишне эмоциональном народе, детская недоигранность в страшки.
– Это у нас недоигранность?!
– Вы про реальную жизнь. Про ее кошмарики, – мягко сказал романтик. – Я же про невостребованность фантазии. Не до нее как-то было. Поэтому я – профессиональный собиратель ночных рассказов – в такие байки не верю. Это все бяки-закаляки. Мы их сами из головы выдумали. Крысы с человека. Человек с мышь. И обязательно подземелья. Как образ ада.
Подымаясь на второй этаж, Юрай вспомнил горячую кожу Сулемы, вспомнил и пожалел. «Надо быть до упора невезучей бабой, если после тебя хочется убежать к другой не через месяц, не через день, а в одну и ту же ночь».
Нелка стояла на пороге бледная и какая-то обреченная.
– Ты бросил трубку, а потом кто-то звонил, звонил… И ничего не слышно. Юрай, я боюсь! – И она прижалась к нему, плача.
Когда вернулись музыканты и в доме возобновился бедлам, вопрос решился как-то сам по себе: Юрай собрал чемодан и переехал к Нелке.
Он никогда не думал, что существование вдвоем может оказаться таким… благотворным. Легко стало просыпаться, легко шлось на работу, бежалось с нее. Легко говорилось и легко молчалось. И все было страшно потерять.
Сулема достала его по рабочему телефону.
– Надо поговорить, – сказала она.
– Не надо, – резко ответил Юрай. – Не надо никогда.
– Ты что? – голос у Сулемы вздрогнул. – Ты что?
– Я переехал к Нелке, – ответил Юрай.
– Господи! – закричала Сулема. – Твои дела. Я просто хотела сказать, что нашла работу. Администратор в пансионате для утомленных джентльменов. Совсем не то, о чем ты подумал сразу. Тихий-претихий уголок, и умная женщина на трех языках плюс латынь может объяснить разницу между Рублевским шоссе и Рублевской «Троицей». У меня служебная квартира с видом на наш Иерусалим. – Сулема замолчала. – Я подумала, если тебя совсем достанут музыканты, ты можешь перекантоваться в моей коммуналке. Мои старухи тихие. Но извини, я же не знала… Извини… И как вам вместе?
– Сулема, нам хорошо. И ты тоже меня извини…
– Вот и славно. Было бы обидно, если б фарт был только у меня. Запишешь телефон на всякий який?
– Давай, – ответил Юрай.
Потом он подумает, что с этой маленькой лжи – будто он записал телефон, а он его даже и не слушал, – начала раскручиваться вся последующая трагедия. Не виноват был телефон Сулемы, не виноват. Его надо было записать. Но Юрай сказал себе: с этим покончено, и оказалось – соврал.
Собирая очередной блок криминальной хроники, Юрай наткнулся на информацию о пропавшей женщине. «Почему я ее знаю, если я ее не знаю», – подумал Юрай, разглядывая нечеткий снимок. Память, как сторожевой пес, пробежала по больным охраняемым точкам, прежде всего выдернув с корнем всю историю минувших трагедий. Нет, ни с кем эта женщина связана не была. Вспомнились люди, что называется, давно позабытые: врач психушки, где лежал лже-Лодя. Она смотрела тогда на Юрая как бы сквозь, и у этой пропавшей дамы тоже был пронзительный глаз. Перебрал деревенских старух, с которыми «пивал и гутарил» в связи с Михайлой. Вспомнил тетку из своего подъезда, что поменяла хорошую квартиру на плохую, но за хорошего адвоката. Где ты, специалист по адвокатам Лидия Алексеевна Муратова? В каких палестинах? Нет, пропавшая женщина была из другой, давно прошедшей истории. Вот и слава богу! Можно вдвинуть назад прошлое, защелкнуть этот проклятый ящик памяти. И забыть.
Легко сказать… Немного отпускало дома, с Нелкой. Но вот она уснула рядом, а он – в какой уж раз – перебирает, перебирает в памяти всех пожилых дам, с которыми когда-либо сводила судьба. Не вспоминалось…
Озарение пришло случайно благодаря городскому безобразию. Улицу разрыли, как всегда, без объявления войны, троллейбус с маршрута развернули вспять, вот и пришлось торопиться к нужному месту пешком, через дворы, бежал, перепрыгивая через ямы и кучи, и оказался возле дома Сулемы. Старый,
