Светланы Красицкой в природе не существовало. Там была другая интересная история. На пробы вместо Светки пришла девушка и такой выдала класс. Красицкий аж затрясся. А потом вдруг раз – и нет, ни за что и никогда. Группа даже коллективно хотела уйти, потому что лучше просто не могло быть, но он уперся рогами. Хорошую он нашел актрису, ничего не скажу, но та была что-то… Я потом хотела ее найти, но она исчезла с горизонта.
– Уже две таинственные девочки с горизонта, – подвел итог Юрай.
– Почему две? – не поняла Анна.
– Та, что на фотографии, и эта, забракованная…
– Кто их считает?.. Могло быть и пять, и десять… Когда моя дочь задумала идти в артистки, знаете, что я сделала – я вскрыла себе вены. Едва выходили. Какая я была умница! Дочь – прекрасный врач, цены ей нет. Обожает работу, специалист милостью Божией.
– А если б она была гениальной актрисой?
– Это все равно меньше, чем врач, учитель, аптекарь, агроном. Конечно, все не так… Или не совсем так… Но кино – это болезнь, порок. Туда можно идти, только если ты готов на все. Как в «Альфе».
Она засмеялась, а потом спросила, нет ли у Юрая чего выпить? В холодильнике у Красицкого, конечно, есть, и велено забрать и привезти в Москву, но кто знает, нет ли у режиссера на бутылках тайных меток?
– У меня спирт, – сказал Юрай.
– Несите его, – ответила Анна. – Вода здесь вкусная. Будет лучше «Абсолюта».
Выпили за здоровье, за несгораемость, а также непотопляемость, мужички заканчивали работу и с завистью поглядывали на их терраску.
– Я им выдам по прейскуранту, – кивнула Анна в их сторону. – По бутылке на брата, но по самой низкой цене. За чистоту и качество пусть доплачивают сами, если захотят, но они не захотят, я-то их знаю.
Расставались по-родственному. Юрай сказал, что они тоже днями съедут, а то и холодно, и партнера в шахматы нет, а труба-модернистка как-то не вдохновляет.
Они посмотрели на трубу, где уже сидела ворона, заглядывала любопытным глазом в черную глубину, видимо, тоже искала ответы на свои вороньи вопросы.
Но случилось непредвиденное. В доме Нелки стали менять трубы и отключили воду. Утром и вечером, как во времена бедствий, к дому подгоняли цистерну с водой, и народ с чайниками, тазами, кастрюлями становился в очередь. Счастливые обладатели ведер мгновенно стали элитной публикой.
– Нет, на даче легче, – говорила Нелка. – Колонка рядом, услуги воды не требуют. Будем жить здесь.
Теперь Юрай оставался целый день один как перст во всем околотке. Добредал до аборигенов, вступал с ними в неспешные разговоры о том и сем, бывало, доходил до станции и смотрел увлекательное кино «Прибытие поезда». Возвращался, ориентируясь на две сосны, в какой-то момент возвращения возникала «воронья труба», все вертелось в каком-то таинственном сюжете, но мистический роман в нем кончился в тот день, когда на пепелище пришел молоденький лейтенант и положил на пожарище цветы. Юрай пригласил его зайти и помянуть Веру Ивановну, но лейтенант был какой-то другой породы и наотрез отказался. Именно тогда Юрай понял, что мистика – это привилегия другой цивилизации, где все как бы уже есть и хочется чего-нибудь непонятного. У нас же сплошное непонятное, и ни на один простой вопрос все- таки нет простого ответа… Сплошное непонятное затрудняет не просто жизнь, затрудняет дыхание. В конце концов! Убили Ольгу. Ни с того ни с сего умирают Светлана и Кравцова. Сгорает заживо Вера Ивановна. Это все фигуры материалистические. Но есть еще легкая девочка, летящая над кромкой воды. И есть другая, которая была лучше всех и которую изгнали. Это как бы химеры. Есть живая во плоти женщина с глубокими порезами на венах. Она ездила в тур купить, а потом продать шубу, чтобы вернуть долг подруге с Урала, которая… Тьфу! Отломленный малахитовый камешек он сам держал в руках и видел женщину на фоне куста сирени. Это квазихимеры. Есть еще кидающий в людей шахматные доски именитый режиссер Красицкий. И есть медицинская сестра, которая волею судеб или еще чего-то имеет касательство ко всему этому.
…Она делала аборт Светлане и недоделала.
…Ее ненавидел Красицкий и ненавидела Кравцова. С какой стати?
…Сгоревшая Вера Ивановна очень хотела стать свидетелем у нее, Таси… Свидетелем чего?
Когда пришел Коля, Юрай не выдержал, спросил:
– Ты знаешь, где живет моя медсестра? Это я на всякий случай, вдруг понадобится?
– Две остановки электричкой, а там рядом. Можно и автобусом, но он плохо ходит. Мне к ней съездить?
– Нет, нет, – сказал Юрай. – Это я на всякий случай. Я уже дохожу до станции, могу и сам к ней проехать. Объясни, где она там живет.
Коля взял листок бумаги и нарисовал план.
В конце концов, что удивительного будет в том, если он заглянет к Тасе, совершая первые свои вылазки? Возьмет букет цветов и явится как благодарный пациент к своему исцелителю. Сложность заключалась в том, что днем застать Тасю вряд ли возможно, а вечером от Нелки он уезжать не хотел. Он вообще не хотел, чтобы она знала про это его мероприятие.
Юрай сел в электричку и поехал. Коля нарисовал точно: в ста метрах от станции чернел деревянный барак, в нем-то и жила Тася. Цветов Юрай не нашел, купил на станции коробку конфет и, припадая на палочку, встал на бетонную дорожку, ведущую к бараку.
– А я думаю, вы или не вы? – услышал он позади себя голос. Тася его догоняла.
– Я совершил первую дальнюю вылазку, – сказал Юрай. – Тайком от жены, предупреждаю. И застраховался вашим адресом на случай, если захочу рухнуть.
– Коля адрес нарисовал? – спросила Тася.
– Именно нарисовал, потому что ни названия улицы, ни номера дома не знал.
– Понятно. Скажите ему: впредь за такие штуки я буду наказывать.
– Ну извините его, Христа ради, – испугался Юрай. – Я ж пристал как банный лист.
– Не надо так пугаться, – сказала Тася, – у вас в глазах просто ужас полыхнул.
– Я ж псих нервный. Вы ж знаете, – сказал Юрай.
Она вела его куда-то за барак, и Юрай решил, что там есть еще один вход, но оказалось другое: старенькая, просто разваливающаяся под ногами беседка с полусломанными лавками, торчащими гвоздями, кучками дерьма по углам.
– Садитесь, – сказала Тася. – В комнату не зову – я сегодня на ногах с шести, так что там непорядок.
– А я собирался с вами чаю попить. – Юрай протянул коробку.
– Когда-нибудь в другой раз. Я ее возьму и сохраню.
– Да нет уж! – засмеялся Юрай. – Пейте без меня. Тогда ладно, я пойду, вы с работы, а я бродячий человек.
– Зря вы, – сказала Тася, – вам еще ходить и ходить по ровненькому, а не по электричкам скакать.
Он уходил по бетонной дорожке, а в бараке кто-то громко говорил:
– Таська! Ты что, очумела? Повела человека в беседку! Там же срань! Ну ты даешь, девушка и смерть!
Юрай дорого бы дал за то, чтобы услышать, что ответила Тася, но, увы, не услышал.
Однако то, что услышал, тоже стоило немало: девушка и смерть. Красиво. Хотя на обратной дороге Юрай сказал себе, что он полный клинический идиот, ибо так называют медицинских сестер их медбратья- мизантропы. Что он, не знал про это?
Ночью он никак не мог уснуть, ерзал на кровати, и в конце концов Нелка спросила:
– Ну скажи, что?
Он рассказал ей, что ездил к Тасе.
– Зачем? – устало спросила Нелка.
– Хочу понять… На ней многое сходится…
– Какое твое дело? Это личная жизнь людей. Она бывает так запутана, что лучше клубок не трогать.
– Вот-вот… Я так и подумал: клубок змей.
