Оперативная готовность № 3 предусматривала наличие на кораблях всех необходимых запасов и способность приступить к исполнению обязанностей по боевому расчету не более чем через 6 часов; готовность № 2 определяла возможность всех составных частей флота к действиям в течение трех часов и позволяла пребывать в таком состоянии довольно долго. При боевой готовности № 1 кораблям и судам, находившимся в открытом море, запрещалось заходить в иностранные порты, усиливались дозоры, а все силы и части флота немедленно могли приступить к отмобилизованию.
Но между разработкой теории и претворением ее в жизнь лежит, как писал А. С. Грибоедов, «дистанция огромного размера». Начались долгие тренировки, в ходе которых действия личного состава оттачивались до автоматизма, а положения инструкций уточнялись.
Флот креп на глазах. Состоялась закладка двух первых линкоров типа «Советский Союз». Несомненно, эти лучшие в своем классе корабли должны вернуть стране ранг океанской державы! Строительство шло энергично, и уже летом 1940 года на полигоне Ржевка начались испытания нового 406-мм орудия, предназначенного для вооружения линкоров.
Николай Герасимович прибыл на полигон по приглашению своего учителя, замечательного артиллериста, полковника И. И. Грена. Испытания шли успешно. Гигантский стальной монстр уверенно метал снаряды весом более тонны на дальность почти в 46 км, причем с весьма высокой точностью. И хотя кое-что еще нуждалось в доводке, нарком с полным основанием назвал новое орудие «лучшей пушкой в мире».
Теперь можно было прекращать затянувшиеся опыты с 305-мм динамо-реактивными, или безоткатными, орудиями. Начатые почти 10 лет назад по инициативе М. Н. Тухачевского, они выявили полную непригодность подобных систем для боя с кораблями противника и весьма ограниченную способность поражать береговые цели. Что ж, как говорится, в науке отрицательных результатов не бывает, но в данном случае эксперимент, чья сомнительность была понятна специалистам, обошелся немалой затратой времени и средств, необходимых, к примеру, для разработки систем стабилизации морских зенитных орудий.
В свою очередь адмирал Кузнецов — таким стало его звание с 4 июля 1940 года — поручил И. И. Грену возглавить комиссию по выбору огневых позиций береговой артиллерии в районах Финского залива, на островах Моонзундского архипелага и полуострове Ханко. Вхождение стран Прибалтики в состав СССР, успехи советского правительства в улучшении стратегического положения государства и перебазирование управления Балтийского флота в Таллин придавали задаче укрепления передовых морских рубежей особую важность.
Планы усиления береговой обороны часто рассматривались в Кремле, нарком ВМФ лично докладывал о ходе работ. 19 октября 1940 года он вышел с заседания Совета народных комиссаров в подавленном настроении: осуществление его мечты, строительство авианосцев, откладывалось. Сталин объяснил, что авиационная и смежные с нею отрасли промышленности перегружены заказами, а потому не справляются с разработкой палубных самолетов и взлетно-посадочных устройств, без которых эти гигантские корабли беспомощны. Без необходимого оборудования авианосцы невозможно ввести в строй, а если — что маловероятно — и удастся оснастить хотя бы пару кораблей, то каждый из них, действуя в одиночку на своем флоте, будет почти бесполезен. А ведь еще предстоит обучение экипажа и летного состава, отработка тактики применения авианосцев и способов их взаимодействия с другими кораблями... Времени на это практически не оставалось.
Главное же заключалось в том, что мощности, необходимые для строительства авианосцев, были заняты сейчас линкорами и, судя по всему, освободились бы не скоро. Именно эти корабли являются символом морской мощи державы. И конечно же, напомнил Сталин, следует всячески форсировать строительство легких сил флота.
Не согласиться с его доводами было трудно, и все же отказ от мечты, пусть и временный, дался нелегко. Впрочем, лавина срочных дел возможностей для переживаний не оставляла. Один лишь контроль строительства военно-морских баз чего стоил! А развитие военно- морской науки? При самой высокой занятости практическими вопросами адмирал Кузнецов ежедневно — вернее, еженощно — успевал внимательно читать множество теоретических трудов, следить, чтобы самое ценное из них нашло отражение в руководящих документах, таких, как «Наставление по боевой деятельности подводных лодок» (НПЛ-39), «Временное наставление по ведению морских операций» 1940 года, новый Корабельный устав ВМФ.
Кроме того, внимание наркома простиралось на все бассейны морей, рек и озер страны со всем их промышленным и научным потенциалом, складами, узлами коммуникаций и другими имеющими отношение к флоту предприятиями. Ибо только лишь в СССР существовала отраслевая система управления водным хозяйством страны, предусмотрительно созданные в 30-е годы наркоматы морского и водного (речного) транспорта, рыбного хозяйства. Такие организации, как «Главсевморпуть», «Гидрография» и «Метеорология», «Экспедиция подводных работ особого назначения» (ЭПРОН) являлись, по сути, резервом ВМФ. С началом войны многие пароходства переходили в подчинение командующих флотами и флотилиями, а командиры судов и руководители получали соответствующие воинские звания, вплоть до контр-адмирала включительно. Ответственность за быстрое превращение гигантской административно-хозяйственной машины в военную также лежала на плечах адмирала Кузнецова.
Силы восстанавливать помогала дача в Архангельском, где молодые супруги жили почти круглый год. Здесь всегда тепло принимали гостей, среди которых бывал и маршал Б. М. Шапошников. Между ним и Кузнецовым установились теплые взаимоотношения и полное взаимопонимание. Беседы с этим наделенным подлинно стратегическим даром человеком Николай Герасимович находил для себя очень полезными. Возможно, тогда и пришел он к идее сделать труды выдающихся военных мыслителей прошлого настольными книгами морских офицеров.
Вскоре по указанию адмирала Кузнецова в кратчайшие сроки были подготовлены к изданию и вышли в свет работы Ф. Ф. Веселовского, С. О. Макарова, А. Ф. Мэхэна, А. В. Егорьева. Вновь организованный исторический отдел Главного морского штаба внимательно следил за ходом боевых действий на морских театрах разгоравшейся Второй мировой войны. Еще недавно советские суда задерживались главным образом кораблями Великобритании и Франции. Теперь, после того как германские войска вошли в Париж, вектор угрозы сместился в иную сторону.
Сообщения о нарушениях границ гитлеровскими разведывательными самолетами поступали все чаще. Воздушные лазутчики фотографировали военно-морские базы, аэродромы, боевые корабли, фарватеры, что более чем ясно говорило о намерениях военно-политического руководства рейха. Советская сторона четко исполняла указание «не поддаваться на провокации», но это лишь усиливало наглость разведчиков. В конце концов терпение лопнуло, и адмирал Кузнецов приказал открыть огонь.
17 марта самолеты-нарушители были обстреляны в районе Либавы и в местах базирования Северного флота. Из Кремля последовали выговор и очередное указание «огонь не открывать». И все же Николай Герасимович, пользуясь относительной независимостью от наркомата обороны и Генерального штаба, на свой страх и риск занимался вопросами повышения боевой готовности флота, уточнял задачи на прикрытие границы, проверял мобилизационные планы, выявлял критические направления развития техники и предпринимал энергичные усилия, чтобы ликвидировать отставание в области приборов управления стрельбы и радиолокационного вооружения. Вот когда стала очевидной цена увлечения маршала М. Н. Тухачевского тяжелыми безоткатными пушками и радиоуправляемыми катерами-брандерами[26]!
Для решения вопроса нарком ВМФ привлек такого ученого, как А. И. Берг. В мае 1941 года академик получил воинское звание «контр-адмирал-инженер» и возглавил работы по созданию радиолокационного вооружения кораблей. Тогда же Кузнецов под видом учений усилил разведку и дозорную службу.
Донесения следовали одно тревожнее другого: в Румынии проводится скрытая мобилизация, а ее войска совместно с германскими тайно выдвигаются к границе; в Финляндии, стараясь не привлекать внимания, высадились около 30 тысяч немецких солдат и офицеров, и там тоже идет скрытая мобилизация. Неслучаен также и массовый отъезд из Советского Союза специалистов, занятых достройкой купленного в Германии крейсера «Лютцов».
«Война может начаться в ближайшие дни», — сделал вывод нарком ВМФ и по собственной инициативе «с учебной целью» 16 июня 1941 года перевел Балтийский флот в готовность № 2. Черноморский флот, закончив учения 20 июня, так и остался в повышенной готовности 21 июня, во второй половине дня.
