лап. Самообладание изменило комиссару. С яростным воплем он бросился на насекомое и, ухватив за жесткие усы, рванул на себя. Безобразная головка с выпирающими челюстями качнулась к нему, и он резко ударил насекомое лбом. Что-то податливо хрустнуло. Дернувшись от нападающего, таракан уперся в плечо Монга длинной, иззубренной на манер пилы лапой. Кожа возле ключицы и на груди комиссара лопнула. Брызнула кровь, и таракан слепо потянулся к обнаженной ране. Разъяренный Монг ударил его кулаком — в месиво из панцирных пластинок, челюстей и шевелящихся усиков. И тут же повторил удар ногой. Вспомнив давние уроки наставника из школы восточных единоборств, он «вкручивал» удар за ударом, искусными сериями дробя тараканьи конечности и доламывая остатки серповидных челюстей. Швырнув изуродованное страшилище на камни, шумно дыша, отошел в сторону. Вот он и сорвал гнев. Смешно сказать на ком… Усмехнувшись, комиссар присел на случайный валун — камешек величиной с рисовое зернышко.
Как это назвал Байяр? Бесплатное путешествие в молекулярные дали? Монг стряхнул с костяшек неприятную оставшуюся после схватки с тараканом слизь. А ведь, пожалуй, Байяр — осел, да еще какой! Открытие Горбика действительно стоило мировой премии. Это могло быть настоящим переворотом в жизни человечества, а он предпочел обойтись «средством от полицейских». Жадный и преступный осел!..
Оглядев себя, комиссар без особого удивления констатировал, что раны и ссадины заживают на нем почти мгновенно. Наверное, в нем мало уже осталось от прошлого настоящего Монга. Организм микрочеловечка существовал по иным биологическим законам. Его субъективное время ускорилось, а жизнеспособность возросла в десятки раз. Байяр и не подозревал, какое волшебное снадобье оказалось в его руках. А ведь этим можно было и впрямь лечить. Лечить самых безнадежных больных. И где-нибудь в микромире создавать подобия колоний для исцеленных лилипутов. Как бы это, интересно, выглядело? Деревенька посреди городской клумбы…
Он так задумался, что не сразу обратил внимание на шум за спиной. А когда поднял голову и обернулся, то из груди его вырвался невольный возглас. Это был тот же самый таракан — искалеченный, ковыляющий на перебитых лапах, но по-прежнему живой. С неумолимостью танка он приближался к комиссару. Только теперь они значились в разных весовых категориях. С таким же успехом комиссар мог бы выступать с командой карликов против сборной волейболистов Сиэтла. Таракан в состоянии был заглотить человека одним жевком!
Попятившись, комиссар оглянулся. Ему оставалось только одно — бежать…
Он несся вдоль извилистой стены подземелья, отыскивая глазами подходящее укрытие. Напоминая величавыми движениями строительный кран, хромающее насекомое продолжало тянуться за беглецом обезображенными останками хищной головы. Не будь оно так изломано в недавней схватке, комиссар давно бы очутился в его коричневатом, напоминающем древние доспехи брюшке. Игра в кошки-мышки продолжалась. Огибая встречные выбоины и перепрыгивая через препятствия, Монг заметил, что сигает через каких-то живых существ. Губчатые, округлые, с множеством семенящих ножек, они не подходили ни под одно из известных комиссару определений. Целое семейство этих созданий передвигалось по камням, не ведая, что своим внезапным появлением они спасают человеку жизнь. Сладостно припав к земле, краноподобный преследователь начал с хлюпаньем пожирать странных существ. Минуту, другую Монг с безмолвным ужасом взирал на эту жадную трапезу, а затем ноги его ожили, и он с энергией спринтера устремился к далекому выходу из необъятного грота.
…Чикаго. Студенческая парта, лекции по физике и химии, неутешительные оценки педагогов. Монг никогда особенно не жаловал эти науки. Уже тогда он предвидел свое будущее, интересуясь дерматоглификой, теорией идентификации по микрочастицам, различием между группами крови. На бескрайнем континенте тем, идей и теорий он облюбовал для себя заветный пятачок и все лишнее пропускал мимо ушей. Сейчас, витая среди шаровидных беспокойных структур, он тщетно теребил свою память, пытаясь вытряхнуть из нее какие-нибудь цифры и данные о живых клетках, о молекулярных конструкциях, об атомном строении ядра. Монг отдавал себе отчет в том, что находится в пространственном измерении между миром органическим и миром неорганическим. Он еще в состоянии был охватить взглядом первое, но уже начинал различать и второе. Он не стоял и не сидел, он парил и падал, угрюмо скрестив на груди руки, не чувствуя ни веса, ни скорости. Для него оставалось загадкой чем он дышит, так как молекулы кислорода он видел невооруженным глазом. На тело свое он старался не глядеть вовсе. Оно состояло из какой-то снежной крупы, а сам он походил на сахарный слепок человеческой формы. Изменились и его чувства. Он ощущал малейшее дуновение электромагнитных полей, ощущал напряженное состояние заряженных частиц. Подхватываемый порывами магнитных ветров, он кружился меж летучих полупрозрачных масс, иногда отталкиваясь от них ногами, произвольно меняя направление движения. Ему было все равно куда лететь. Он позволял играть собой силам гравитации и не даже поднимал рук, чтобы защититься от вихреподобных «выстрелов» шальных частиц. Некоторые из них прошивали его насквозь, но Монга это абсолютно не волновало. Боли он не ощущал, а порванные мышцы и сухожилия срастались все с той же потрясающей скоростью. Он падал, все более погружаясь в этот бездонный мир. Смерти комиссар не боялся, но он уходил из жизни с сожалением, в полной мере сознавая, каким эффективным средством располагает Байяр и как просто ему будет продолжать свои преступные игры, прикрываясь и далее изобретением Горбика. И по-прежнему у полиции не будет ни малейших доказательств, ни единого свидетеля. Два озарения посетили его разом. Все равно, как двое прохожих подошли к тонущему в канализационном люке и за руки вытянули на сушу. Он неожиданно понял, что во-первых, перестал уменьшаться, а во-вторых… Во-вторых, у него появился шанс рассчитаться с Байяром. Шесть часов, о которых упоминал Горбик, не были его последними часами! Горбик попросту терял своих подопечных из вида, только и всего. Малый объем сулил иную плотность и иное время. Из этого следовало, что скорая смерть комиссару отнюдь не грозила. Он витал в густом скоплении ядер, сравнимых по размеру с футбольный мячом. Они были достаточно прочными, и тем не менее уступали его силе, крошась под пальцами, взрываясь осколками, дробящими соседние шары. Это развлечение натолкнуло его на жутковатую мысль — мысль страшную и неописуемо заманчивую. Он — комиссар Монг — в состоянии был вызвать цепную реакцию сверхтяжелых ядер! Время и скорость его передвижения сравнялись с внутриядерными. Того, что он помнил об уране-235, казалось ему достаточным для осуществлении задуманного. Угольные стержни управляют реакцией столкновения нейтронов и ядер урана. Достаточное количество свободных нейтронов, критическая масса — и цепная реакция становилась возможной!
Монг уже отличал одно ядро от другого и, пожалуй, сумел бы отыскать скопления, более всего подходящие под описание урана. Ведь он был на острове трансурановой империи Байяра! Именно здесь располагались незаконные шахты по добыче ядерного сырья. На инициирование взрыва понадобятся минуты, может быть, часы, а возможно, и месяцы. Но этим временем он располагал. По человеческим меркам пройдет миг, всего один миг и не более того! А он найдет нужные скопления и будет разбивать, дробить ядра в щепки! Господи! Да он устроит здесь такой кавардак, что будет просто чудом, если взрыва не произойдет. Он, комиссар Монг, в одиночку исполнит работу первых возбужденных нейтронов, без всякой жалости взорвав этот населенный мерзавцами клочок суши! Именно так, господин Байяр, и не иначе! Вы спрашивали мое последнее слово? Ну, так оно вскоре последует!..
…Монг метался в пространстве, не замечая того, что кричит в полный голос!
Радист на катере швырнул наушники на пластиковую полку. Офицер с полицейской бляхой на груди хмуро взглянул в его сторону.
— Думаешь, Монг влип?
— Не сомневаюсь. Он давно бы дал о себе знать.
Офицер закряхтел.
— Я говорил ему, что это авантюра! Но ты же знаешь нашего комиссара… Послушай! Может дать команду вертолетам прочесать этот гадюшник?
— Не смеши! Что мы им предъявим? У этих негодяев все чисто, и ни одна живая душа не заикнется о шахтах.
— Да уж… Шуму не оберемся.
— Вот именно. Чего проще спрятать тело на таком острове. Комиссара мы не найдем, и нас же потом обвинят во всех смертных грехах.
— О, черт! Что это?!..
